Барбара Картленд - Беглянка
Верена, однако, слишком увлеклась красотой комнаты и, похоже, не собиралась отводить глаз. Ее внимание привлекло полное собрание «Легенд Древней Греции» в кожаных переплетах с золотым тиснением, которое занимало книжную полку справа от маркиза.
— Жан, его светлость обращается к тебе.
Тон Артура сделался резким и Верена смутилась, и почувствовала себя неуверенно.
«Я не могу встретиться с маркизом взглядом, — сказала она себе, — не могу».
— Жан? — нетерпеливо повторил Артур.
— Ах, oui, спасибо, милорд. Могу вам это пообещать.
Чувствуя, как гулко колотится сердце в груди, Верена впервые подняла взгляд на маркиза. К своему удивлению, девушка обнаружила, что тот по-прежнему не желает смотреть ей в глаза. Вместо этого маркиз продолжал смотреть вдаль, как будто выискивал там сушу.
Верена почувствовала, как к щекам прилила кровь: она вновь забыла о своем приниженном положении.
«Так грубо избегать моего взгляда! Он застенчив или же настолько высокомерен, что не считает слугу достойным своего внимания?»
Маркиз продолжал говорить:
— В твоей кухне есть какая-то знакомая изюминка, легкость руки, особая манера украшать блюдо — скажи, не пробовал ли я твоей еды раньше? Быть может, в замке герцога Шамберского?
— Нет, милорд, я не знаю этого герцога, — ответила Верена, густо покраснев.
— Артур говорит, что ты обучался в Париже. Скажи, под чьей опекой ты учился? Я знаю многих хороших поваров в этом городе.
«Но только не мадемуазель Дюпон из Lycée des Jeunes Filles[31], могу ручаться», — подумала Верена.
Ей становилось не по себе. Маркиз знает слишком многих людей… Он догадается, что она не та, за кого себя выдает… Ведь это лишь вопрос времени, не так ли? И тогда ее выгонят с корабля!
— Я учился в Орли у одного шеф-повара, который отошел от дел, — запинаясь, произнесла наконец Верена. — Он готовил для многих достойных джентльменов.
— Что ж, его следует поздравить с тем, что он воспитал такого достойного ученика, — заметил маркиз. — А сам ты вырос в Париже?
Верена почувствовала подвох. Возможно, он пытался поймать ее в ловушку.
«Нужно быть осторожной с ответами», — подумала девушка.
— Я родился за городом, милорд, но перебрался в Париж еще ребенком. Моя мать из Марселя.
— Вот как, — кивнул маркиз, пристально глядя в бокал портвейна с видом человека, который сделал неожиданное открытие. — Это объясняет твой акцент. Знаешь, он никак не укладывался в общую картину, пока ты не упомянул, что твоя мать родом из Марселя. Теперь все понятно…
Верена чуть не падала в обморок. Ей удалось не потерять голову и преодолеть первое препятствие.
Девушка замерла в ожидании, рассчитывая, что маркиз отпустит ее, однако тот сидел неподвижно, разглядывая пустую тарелку перед собой.
Верена бросила взгляд на Артура, но тот легким кивком дал понять, чтобы она оставалась на месте.
— А теперь вот что, Жан. Я питаю слабость к морепродуктам, и, поскольку мы направляемся в Средиземноморье, я буду ждать, что на моем столе появится много новых деликатесов, которые усладят мой вкус, — произнес маркиз. — Я бы с удовольствием отведал осьминога. Полагаю, ты знаешь, как подготавливать и варить осьминога?
Верена уставилась на маркиза в немом ужасе. Осьминог! Она даже не подозревала, что их едят.
— Ах, я вижу, ты не понимаешь английского названия? Дай-ка подумать, по-французски это будет le poulpe. Alors, vous comprenez?[32]
Маркиз еще несколько минут продолжал говорить по-французски с едва заметным английским акцентом.
«Слава Богу, я свободно владею языком, — подумала Верена, отвечая на безупречные французские фразы маркиза. — Все-таки я не зря провела год в пансионе благородных девиц. Совсем наоборот. Без знаний, полученных там, у меня бы наверняка ничего не вышло. Я бы расцеловала мадемуазель Дюпон, благослови ее Господь!»
Маркиз поднялся, и стюард поспешил к нему на помощь, отодвинув элегантный черный стул с круглой спинкой и бархатным сиденьем.
Отвернувшись от Верены, маркиз подошел к маленькой коробке для сигар и открыл ее. Внутри было около дюжины толстых гаванских сигар. Верена узнала марку — ее отец предпочитал как раз такие. При виде их красно-золотых печатей девушку охватила невыносимая тоска по дому.
Маркиз взял между пальцев одну сигару, затем понюхал ее. Ловким движением он срезал кончик и остановился в ожидании.
Стюард, не колеблясь, появился рядом с зажженной спичкой.
«Как элегантно он курит! — восхищалась Верена, чувствуя, как странно колотится ее сердце. — Какая у него аристократичная манера держать себя, какое воспитание!».
Маркиз продолжал вглядываться в окна, хотя на улице уже совсем стемнело и единственным признаком жизни были фонари на палубе.
— Должен сказать тебе, что мы плывем в Гибралтар, там будет наша первая остановка, — сообщил он девушке. — Ты будешь волен пойти на берег и закупить продукты, которые посчитаешь нужными. Более того, я буду ждать, что ты приобретешь и приготовишь что-нибудь из местных деликатесов.
— Le poulpe? — нервно спросила Верена. Она по-прежнему не представляла, что будет делать с осьминогом, если вдруг найдет его.
— Да, и многое другое: мне быстро все приедается, — добавил маркиз, по-прежнему глядя на море. Затем он вернулся к английскому: — В Гибралтаре мы возьмем на борт одного моего близкого друга, так что ты должен понимать, что на обед и на ужин каждый вечер потребуется еще одна порция. Пока что это все. Спасибо тебе, Жан, и тебе спасибо, Артур. Сегодня вечером мне не понадобится кофе, поэтому можешь идти.
Верене показалось, будто ее ноги вросли в землю. Ей не хотелось покидать этот чудесный салон. Так приятно было видеть книги и драпировки, предметы старины и до блеска отполированную мебель!
Артур многозначительно кашлянул, и Верена поклонилась.
— Merci, милорд, — прошептала она.
Девушка покинула салон, переполненная какими-то совершенно непонятными чувствами.
«Мне кажется, будто я оставила частичку себя в той комнате. Как это возможно? Что все это означает?»
На сердце у нее было странное томление, и по какой-то причине ее слегка тревожила перспектива появления гостя на борту.
Верена не сразу пошла вниз вместе с Артуром. Вместо этого она решила погулять по палубе, глядя на звезды.
Девушка остановилась в раздумье, но ход ее мыслей прервал этюд Шопена для фортепиано, наполнивший ночной воздух нежными нотами.
«Как интересно, я не помню, чтобы в салоне было пианино. Нужно пойти разузнать».
