София Нэш - Скандальная репутация

— Да уж, — пробормотала Розамунда, уверенная, что ее никто не услышит.

— Но это же был ваш брат, лорд Хелстон! — воскликнул Алджернон и оттянул свой кружевной галстук. — Все ваши соседи, съехавшиеся на свадьбу, сплетничают о ее пребывании здесь. А Рози, как обычно, наслаждается жизнью и тем, что оставляет после себя разрушенные судьбы.

— А вы, получается, настолько добры, что готовы взвалить на себя эту тяжкую ношу, чтобы только избавить от нее окружающих? И о ее сестре собираетесь заботиться?

— Я вообще очень снисходителен и терпим. Герцог пристально осмотрел Алджернона с головы до ног и кашлянул, прочищая горло.

— Теперь я все понял. Ваше благородство не знает границ, сэр. — Его губы тронула слабая улыбка. Или Розамунде это показалось? Люк продолжил свою речь. — Теперь, когда знаю все, конечно же, я прикажу упаковать багаж миссис Берд и вышвырнуть ее вон из Эмберли, пока она не сломала жизнь кому-нибудь еще.

— А Сильвия?

Его светлость с высокомерной миной поднял одну бровь.

— Ах да, конечно. Ее сестра, разумеется, тоже виновата.

Сердце Розамунды сжали ледяные тиски страха. Ей очень хотелось облизать пересохшие губы, но она боялась, что тем самым выдаст свое волнение.

Алджернон опустил глаза, скрывая торжество.

— С вашего разрешения, ваша светлость, могу я сказать служанке, чтобы она начала укладывать вещи?

— Рози, — сказал герцог, — вы этого хотите?

— Идите к черту!

Люк Сент-Обин, восьмой герцог Хелстон, громко и с удовольствием расхохотался.

— Вот видите, — глупо ухмыльнулся Алджернон. — Под личиной пристойной женщины скрывается вульгарная простолюдинка!

Герцог надменно улыбнулся:

— Мистер Берд, мне жаль вас расстраивать, но, боюсь, я решил сам заняться воспитанием этой взбалмошной особы. Она уже нанесла ущерб нашей семье в прошлом, и я имею право на возмездие. — Сент-Обин быстрыми шагами пересек комнату и позвонил в колокольчик. — Полагаю, вы будете удовлетворены моим обещанием, поселить обеих сестер на затянутом паутиной чердаке. Там нет даже камина, и его обитатели страдают то от холода, то от жары. Как вы считаете, может быть, я должен их заставить еще и поработать на кухне?

Алджернон, сверх меры возбужденный, все же не позволил себе спорить и решил подольститься к герцогу.

— Конечно, ваша светлость, все будет так, как вы решите. Но мне бы не хотелось обременять вас такими неприятными заботами. Я думаю, что этот крест должен нести ближайший родственник…

— Больше ничего не говорите, — прервал его Люк и сделал знак проскользнувшему в комнату лакею. — Терпению каждого человека есть предел, и, боюсь, свое я уже израсходовал. Поэтому, если вы задержитесь еще хотя бы на минуту, результат вам может не понравиться.

По ошеломленному выражению лица Алджернона было ясно, что он полностью сбит с толку словами герцога. А Розамунда, едва только начавшая приходить в себя, подумала, что обоих джентльменов стоит пожалеть, причем неизвестно, кого больше.

И у нее не было никаких сомнений относительно приказа, отданного герцогом крепкому и мускулистому лакею с непроницаемой физиономией.

Глава 4

Вина, сущ. Состояние индивидуума, который, как известно, совершил опрометчивый поступок, в отличие от состояния того, кто заметал следы.

Розамунда сидела среди разбросанных листков бумаги у секретера в непривычно больших апартаментах, в которые ее только что перевели. Экономка, крепкая здоровая корнуоллка, говорившая с сильным акцентом, настояла, чтобы она освободила свои покои, и в какой-то момент Розамунда решила, что ее сейчас препроводят на чердак. Оказалось, что нет. Просто ожидали новых гостей, для которых потребовалась ее прежняя комната. И Розамунда уже в который раз начала волноваться, не зная, приглашены ли на свадебные торжества члены ее семьи. Судьба не должна быть настолько жестока, и столкнуть их лицом к лицу.

Розамунда задумчиво посмотрела на букет цветов, собранный после обеда. Собственно говоря, букетик был так себе… выбирать было не из чего. Цветов в герцогском парке было не много. Очевидно, в последнее время этому не уделялось должного внимания. Но уже были наняты новые садовники, которые приступили к работе, Розамунда едва не присоединилась к одному из них, выпалывавшему сорняки вокруг флоксов и резеды, с большим трудом удержавшись от столь необдуманного поступка.

Она, если бы могла, проводила бы в парке целые дни, гуляя по пустынным аллеям, удивительно умиротворяющим. Тишину нарушало только жужжание шмелей. Ей часто вспоминался маленький ухоженный садик в Бартон-Коттедж. Только он приносил ее душе отдохновение и покой.

Но теперь Розамунда не была спокойна. Она вздрагивала от каждого звука, опасаясь, что ее обнаружат и заставят присоединиться к другим гостям. После вчерашней ужасной встречи с кузеном мужа ей пока удавалось избегать всех. А вспоминая о лорде Хелстоне, она начинала чувствовать себя преступницей.

Что он думает о ней? Наверное, считает развратной женщиной, рвущейся туда, где она никому не ровня, где ее могут только презирать. Она к тому же не стала защищаться — боялась, что ей не поверят. Теперь его светлость скорее всего не испытывает к ней ничего, кроме отвращения. Интересно, почему же он сразу не выставил ее из замка?

И почему поцеловал? Наверняка, только чтобы отвлечь от тревожных мыслей. И, надо признать, добился своего.

Розамунда несчетное число раз вспоминала этот поцелуй, и в конце концов ей стало казаться, что она все придумала. Она снова и снова представляла потемневшие от страсти глаза герцога, нежность губ, тепло тела. Руки он держал за спиной, давая ей возможность в любой момент отстраниться.

Сердце Розамунды снова гулко заколотилось. Опустив глаза, она заметила, что ее пальцы дрожат, и чернила с пера капают на бумагу. Что это с ней? Она же не собиралась писать письмо отцу с просьбой выслать за ней экипаж. Она никогда и ни к кому не обращалась с просьбами — характер не позволял. Лучше уж с голоду умереть, чем изменить самой себе.

К тому же ехидный подленький голосок где-то в глубине сознания подсказывал, что если получит отказ, то будет знать точно и окончательно, что все потеряно, и вернуться домой не удастся никогда. Не знать — лучше. В неведении таится элемент надежды.

Когда жизнь с мужем казалась не такой уж невыносимой, Розамунда любила представлять себе, что только ее собственная гордость мешает примирению с отцом. Но на самом деле все было гораздо сложнее. Нельзя было забывать и о гордости отца. Разрушить горы, вставшие между ней и отцом, было непросто.