Анн Голон - Анжелика и дьяволица
Построить там сторожевой и защитный форт, который бы охранял жителей, передвигающихся по своим делам между лагерем Шамплен и портом, становилось насущной необходимостью, особенно в это время года, когда можно было ждать скорого появления военных отрядов ирокезов, рыскающих повсюду.
Другой замысел касался постройки католической часовни. Ее собирались возвести по ту сторону холма, там, где пожелали обустроиться будущие колонисты с «Сердца Марии».
— Хорошо! — сказал граф, — приступим же к разрешению сих щекотливых вопросов, а для начала давайте подкрепимся у госпожи Каррер, отведаем ее суп из ракушек и горячего вина с корицей.
Он увлек Анжелику к трактиру, откуда доносился добрый запах очага; за ними последовали остальные, а также солдаты-испанцы; последним, как всегда, тащился Адемар с видом человека, идущего за похоронными дрогами.
Анжелика спрятала котенка себе под накидку и почувствовала, как он дрожит.
Габриэль Берн подошел к ней и отвлек ее немного в сторону.
— Позвольте мне, сударыня, сказать вам несколько слов. Я предвижу, что господин де Пейрак вынужден будет отбыть на несколько дней в экспедицию на реку Святого Иоанна и вы, я полагаю, желали бы его сопровождать… Так вот, я хотел бы попросить вас… Моей дорогой жене подходит время родить… Я чрезвычайно обеспокоен. Только ваше присутствие здесь может утвердить нас в уверенности счастливого исхода…
— Не опасайтесь ничего, дорогой Берн, — ответила Анжелика, — для этого я и прибыла сюда; я не покину Голдсборо прежде, чем Абигель произведет на свет ребенка и полностью оправится после родов.
Но сердце ее сжалось, и она добавила:
— Вы действительно полагаете, что мой муж будет принужден покинуть Голдсборо? Какие дела у него могут быть на реке Святого Иоанна?
— Положение там чрезвычайно сложное. Этот англичанин из Бостона, Фипс, явившийся вместе с адмиралом Шеррилхэмом, не пропускает корабли важных персон из Квебека. Губернатор Акадии вместе с несколькими молодыми вертопрахами из его свиты и со своим капелланом едва вырвался и явился сюда за подмогой, ибо из-за подобного — которого по счету! — происшествия может разразиться война между двумя коронами. Только ваш муж может тому помешать.
И он кивнул в сторону графа де Пейрака, переступающего порог трактира.
Солдаты встали у двери на часах. Дон Хуан Альварес последовал за графом в помещение. Он не отставал от де Пейрака, как только тот оказывался на земле, ни на шаг, ведя незаметное, но весьма тщательное наблюдение.
Глава 8
В большом зале было уже много дам. У женщин Голдсборо вошло в обыкновение, как только было построено это здание, встречаться ранним утром, когда дети уже встали, а супруги занялись работой. Там они держали совет, позволяли себе перекусить, сидя спокойно за столом — не надо было хлопотать, обслуживая все собравшееся семейство. А затем каждая возвращалась к своим домашним заботам.
Анжелика тотчас же заметила госпожу Маниго, которая поднялась и поклонилась. Дети и подростки, чистившие рыбу над деревянной лоханью, также весело их приветствовали. Госпожа Маниго улыбалась, насколько то было возможно для ее обычно нахмуренного лица. Пейрак ответил ей улыбкой.
— Я вижу, ящики с фаянсом уже распаковали. Эриксону выпало везти из Европы довольно хрупкий груз, но он не жалел соломы, и, похоже, нам не придется оплакивать слишком большие потери.
— Да, кроме ручки лиможского тазика и нескольких деталей печки-голландки. Но господин Мерсело обещал их склеить.
Несколько дам принесли на стол фаянс, к нему в то утро сводились все разговоры: то был сюжет гораздо более увлекательный и захватывающий, чем пираты, сражения, казнь через повешение, предательство и кораблекрушения, раненые и убитые — все то, что так приелось за последние дни.
Присутствие графа де Пейрака и Анжелики, сидящих рядышком и явно помирившихся, способствовало всеобщей безмятежности.
Каждая семья в Голдсборо получила подарок — кто супницу, кто несколько тарелок, кувшинчик или хлебницу, большое блюдо — что-то удобное, красивое, как картинка, что можно повесить или же поставить в посудный шкаф.
— Вот и мы как короли, — заключила госпожа Маниго, — с этого и надо было начинать. Открыть ящики вместо того, чтобы ругаться.
— А вы, друг мой, уже успели рассмотреть свои подарки? — спросил Жоффрей де Пейрак вполголоса, наклонившись к Анжелике.
— О нет! У меня душа к этому не лежала. Слова Берна не выходили у нее из головы, она была рассеянна. Пейрак внимательно на нее посмотрел.
— Вы опять чем-то озабочены?
— Я думаю о французском губернаторе, он появился так некстати. Вы будете теперь вынуждены отправиться к дальним поселениям Французского залива?
— Там будет видно. Пока же, даже если всем этим господам из Канады будет грозить опасность оказаться без скальпов или очутиться в кандалах, я не покину вас более чем на два дня. Я тут не приставлен ко всем, кто попадает в переделки, на каком бы языке они ни изъяснялись.
Это обещание вернуло мир душе Анжелики. Два дня. Они будут нескончаемы!.. Она накормила и напоила котенка — чем весьма заинтересовались несколько малышей, — затем обсудила с госпожой Каррер, куда можно было бы переселить герцогиню. При выезде из поселка стоял дом, обитатель которого ушел промышлять пушного зверя в глубь материка. Герцогине и ее свите покажется там, возможно, тесновато, но на воине как на войне, и, отъезжая в Канаду, надо быть готовой ко всему… Анжелика осведомилась также, удалось ли уже починить одежду Амбруазины де Модрибур.
— Еще нет. Ведь надо было подобрать нитки, у нее же все тряпки будто радуга!.. Знаете, есть что-то нечистое в ее платьях…
— Что вы хотите этим сказать?
— Какие-то пятна, и порваны они…
— Да как же еще может быть после кораблекрушения?
— Не в том дело! Ну, не могу я объяснить…
Анжелика покинула трактир, взяв с мужа обещание, что по крайней мере к полудню он найдет ее в форте, чтобы они могли вместе отдохнуть, а также что он не отправится в военные экспедиции внезапно, не предупредив ее. Он посмеялся, повторил свои обещания и поцеловал кончики ее пальцев.
И все же она чувствовала себя неспокойно. Перед нею словно разверзлась смертоносная пропасть — страх потерять его, и ей никак не удавалось отогнать от себя эти мысли.
И все же, когда она увидела солнце, пробившееся наконец сквозь туман, и Голдсборо, сверкающий в его лучах, светлые деревянные дома, поросшие густыми лесами, изумрудные, словно лакированные, скалы, выступы обвалившихся глыб, то синие, то бледно-сиреневые или розовые — она воспрянула духом и сказала себе: «Я самая счастливая из женщин. Что бы ни случилось, препятствия будут преодолены. Ничего не воздвигнешь без борьбы».
