Джулиана Грей - Неприступный герцог
— Что вы здесь делаете, мисс Харвуд? — со вздохом спросил Уоллингфорд.
— Увидела свет, направляющийся в сторону конюшни, и заинтересовалась тем, что это такое.
— Решили проверить? Посреди ночи? — Герцог наконец повернулся к ней лицом. — В ночной рубашке?
Абигайль пожала плечами и улыбнулась:
— Нужно было надеть корсет и нижнюю юбку?
— Вы поступили необдуманно. Ведь на моем месте мог оказаться кто угодно.
— Но ведь это вы. А вы никогда не причините мне зла.
Герцог обнял Люцифера за шею.
— Откуда вы это знаете?
Абигайль снова пожала плечами и повесила свой фонарь на крюк рядом с фонарем Уоллингфорда.
— Интуиция никогда меня не подводит. На вид вы очень грозный, но у вас доброе сердце.
— Доброе сердце? — скептически спросил Уоллингфорд.
Абигайль подошла ближе, положила руку на шею Люцифера с другой стороны и нежно погладила его.
— Посмотрите на себя. Вы пришли в конюшню посреди ночи, чтобы проверить, как устроили лошадей.
— Лошади — одно дело, люди — другое. — В голосе герцога послышалась горечь.
Его слова повисли между ними во влажном воздухе. Жесткая, похожая на проволоку грива Люцифера щекотала руку Абигайль, и она задумчиво перебирала ее пальцами.
— Чувствуете? — шепотом спросила Абигайль.
— Чувствую — что?
— То, что витает вокруг?
Герцог на мгновение замер. Абигайль ощущала его дыхание, согревающее ее ухо, аромат выдержанного вина, который он выпил за ужином.
— Не понимаю, о чем вы?
Абигайль не знала, говорит герцог правду или нет. Ведь ответил-то он не сразу.
— Есть в этом месте что-то странное, вы не находите?
— Нахожу. Странно уже то обстоятельство, что вы трое живете здесь с нами.
— Очевидно, это судьба. Нам вместе предстоит совершить нечто необычное.
— Никаких «вместе» нет. Об этом не может быть и речи.
Абигайль обернулась, и на ее губах заиграла улыбка.
— Вы же не приняли всерьез то глупое пари? Обет самоотречения и прочую ерунду? Мы цивилизованные люди, и вполне можем ужиться под одной крышей. Ведь за ужином мы вполне мирно все обсудили.
— Только ведь подразумевалось, что это соглашение временное, мисс Харвуд, — напомнил герцог. — И действовать оно будет до тех пор, пока не отыщется Россети.
— Ну, не знаю. Мы, дамы, обосновались в восточном крыле. Вы, джентльмены, — в западном. Так почему бы не прожить так целый год, если мы все будем следить за своей речью и стирать белье по отдельности?
Герцог фыркнул:
— Да потому, что это невозможно. Потому, что три леди и три джентльмена не могут жить бок о бок и не…
— Ну, ну, продолжайте.
— И не свести друг друга с ума! — взорвался герцог, делая шаг назад и отворачиваясь.
— О, вы имеете в виду чувственную сторону вопроса? Наверняка. Потому что я тоже думаю…
— Мисс Харвуд, — сказал герцог, не глядя на нее, — уверяю вас, что в данный момент у меня нет ни малейшего желания выслушивать ваши соображения по поводу чувственных отношений между мужчинами и женщинами. — Он пригладил свои темные волосы и раздраженно водрузил шляпу, которую держал в руке, на место.
— Почему это так вас волнует? Почему вы считаете, что необходимо сдерживать свои естественные потребности? — спросила Абигайль. — Неужели вы действительно так хотите выиграть это глупое пари? Уверяю вас, мне совершенно нет дела…
— К черту пари! К черту вообще всю эту затею! Должно быть, я сошел с ума. — Уоллингфорд уткнулся лбом в стену стойла, и Люцифер сочувственно заржал.
— В таком случае почему вы просто не вернетесь домой?
— Не могу. — Голос Уоллингфорда звучал глухо. — Слишком поздно.
— Слишком поздно для чего? — Абигайль погладила широкий лоб коня и искоса посмотрела на герцога, который покачивал головой, словно пребывал в отчаянии. Герцог ничего не ответил, и Абигайль тихо продолжала: — Почему вы здесь, Уоллингфорд? В месте, где никому никогда не придет в голову вас искать? Ведь здесь нет ни удобств, ни светских раутов. Нет даже камердинера.
Герцог вновь ничего не ответил.
— От чего или от кого вы прячетесь, ваша светлость? — осторожно спросила Абигайль.
Пальцы герцога сжались в кулак.
— От деда, — негромко ответил он. — И от самого себя.
Абигайль показалось, что она ослышалась, настолько тихо прозвучали его слова. Кроме того, она не ожидала услышать от него ничего подобного.
— Я не понимаю. — Абигайль покачала головой.
— Конечно, не понимаете, невинная мисс Харвуд.
— Глупости, я вовсе не невинна. Я ведь уже рассказывала вам о своих похождениях. К тому же вы не знаете и половины того, чем я занимаюсь, когда сестра забывает о моем существовании, — делаю ставки на лошадей, пью пиво в пабах, читаю невероятно скандальные книги…
Герцог рассмеялся и повернулся к Абигайль, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.
— И впрямь ужасные преступления.
— Я переодеваюсь в мужское платье и посещаю скачки. А ведь меня могут за это арестовать.
Уоллингфорд покачал головой:
— Возвращайтесь домой, мисс Харвуд. Возвращайтесь и найдите себе мужа. Какого-нибудь славного розовощекого парня из приличной семьи. Таких в Лондоне дюжины. Вы будете водить его за нос, а ему даже в голову не придет вам изменять.
— Если бы вы действительно были таким плохим, каким хотите казаться, вы бы не колебались. Просто воспользовались бы моей податливостью, а потом отправились своей дорогой.
— Не искушайте меня.
— Так почему же вы не воспользовались случаем?
— Потому что вы самая невинная женщина из тех, кого я когда-либо встречал. Потому что мне хочется думать… — Герцог взмахнул рукой, отошел от стены, а потом сунул руки в карманы и уставился в темноту. — Просто уходите.
Абигайль потрепала морду Люцифера и обняла его за шею.
— А что, если я не хочу уходить?
Уоллингфорд снял с крюка свой фонарь, при этом он даже не посмотрел на нее.
— В таком случае мне необходимо быть сдержанным за нас обоих, — сказал он.
После того как Уоллингфорд ушел, Абигайль стояла некоторое время, задумчиво гладя неподвижную голову коня. Ее глаза были закрыты. Но она чувствовала все: шорох соломы под ногами лошадей, еле заметное дуновение холодного ветра, острый запах, исходящий от шкуры Люцифера. А также покалывание в затылке, от которого шевелились волосы.
— Теперь можете выходить, — сказала Абигайль. — Я знаю, что вы здесь.
Воздух в конюшне оставался неподвижным, как если бы кто-то невидимый задержал дыхание.