Луиза Аллен - Помолвка виконта
— Немедленно сойдите со льда! — Эдам почувствовал, что слова застревают у него в горле.
Должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Десима осторожно скользнула к нему.
— Хорошо, если вы настаиваете. — Ее голос звучал кротко, но в глазах поблескивали мятежные искорки, поэтому, когда Десима оказалась рядом, Эдам схватил ее за руку и рванул к себе на утоптанный снег.
— Я вам не доверяю, — резко заявил он.
Крепко прижимаясь к Эдаму, Десима опасливо смотрела на него, его серо-зеленые глаза сердито сверкали.
— Отпустите меня. Не будьте тираном, Эдам. Вы не лучше Чарлтона.
Гнев Эдама — если это был гнев — вспыхнул и погас, сменившись печальной усмешкой.
— Сравнение с Чарлтоном оскорбительно для меня. Просто обещайте, что больше не будете скользить по льду. Я не хочу вправлять вашу сломанную ногу.
— Обещаю. Но все равно я хороший конькобежец.
— Если бы вы располагали хорошими коньками и врачом в пределах пяти миль, я не пошевелил бы и пальцем. И нечего дуться. — Он отпустил ее и зашагал к широкой полосе девственного снега.
— Я не дуюсь, — запротестовала Десима, топая вслед за ним по хрустящей белизне. — Хотя почему бы мне и не дуться?
Эдам повернулся, глядя на ее рот.
— Если хотите знать, потому что это пробуждает во мне желание укусить вашу нижнюю губу. — И он двинулся дальше.
— О!
Десима уставилась на его удаляющуюся спину. Укусить? Он не выражал особой радости от подобной перспективы — скорее походил на человека, предупреждающего ребенка, что, если он не перестанет озорничать, его могут выпороть. Эдам наклонился и начал скатывать снежный ком, который становился все больше и больше, оставляя за собой грязно-зеленый след. Наконец он остановился, очевидно удовлетворенный, и начал тот же процесс снова.
— Что вы делаете? — Десима осторожно подошла к нему.
— Леплю снеговика. Сделайте маленький шарик для его головы.
— Но я не лепила снеговика, должно быть, с восьми лет!
— Да и я примерно с тех пор. — Эдам поднял торс снеговика и поставил его на основание. — Но так как рядом нет восьмилетних, а весь хороший снег может пропасть даром, кажется разумным вспомнить прежние детские навыки.
Десима бросила взгляд на Эдама и вновь перевела его на незаконченную снежную фигуру. Внезапное мрачное настроение, вызванное стычкой на ледяной дорожке, исчезло — он был явно расположен играть. Его глаза блестели, улыбка была по-детски радостной, — вот только не было ничего детского в ширине плеч и длине мускулистых ног.
Наклонившись, Десима подобрала горсть снега, придала ей форму шара и начала катать его. Когда он стал достаточно большим, она подняла его и поставила на вершину снеговика, обнаружив, что Эдам исчез, потом подняла под деревом сломанные ветки и воткнула их в качестве рук, затем побежала к сараю и вернулась с угольками для глаз, пуговиц и ряда черных зубов.
Десима обозревала свое творение, когда Эдам появился из конюшни с какой-то ношей.
— Вот. — Он надел потрепанную треуголку на голову снеговика, соорудил шарф из мешковины и добавил морковь в качестве носа.
Десима получала колоссальное удовольствие от нелепой фигуры, и со смехом повернулась к Эдаму. Он рассматривал снеговика с видом глубокого удовлетворения, которое показалось ей настолько типично мужским, что она слепила снежок и бросила, попав ему прямо в грудь.
— Ах вы, маленькая злодейка!
Десима пустилась бежать, но снежок со стуком ударил ее в спину.
Схватив очередной снежок, Десима снова запустила его в Эдама, попав в вырез камзола.
— Это неправильно, — сказал он, аккуратно стряхивая снег. — Девушки не должны уметь бросать снежки, а тем более попадать в цель.
Смеясь, Десима начала лепить еще один снаряд, но поспешно отвернулась, увидев, как Эдам подобрал две горсти снега и побежал к ней.
— Нет! Не смейте!..
Задыхаясь от смеха, она оказалась прижатой спиной к конюшне.
— Нет, Эдам, пожалуйста…
Они оказались очень близко друг к другу — пар от их дыхания смешивался в холодном воздухе.
Сердце Десимы бешено колотилось, дыхание прерывалось, глаза Эдама были устремлены на ее рот, и Десима вспомнила его слова. Она ведь не дуется, верно? Ее губы раскрылись, кончик языка нервно пробежал между ними. Он собирался поцеловать ее. О, пожалуйста, пожалуйста…
Глава 8
Часы на верху конюшенного двора пробили, словно нанесли удар по ее совести. Десима моргнула и скользнула в сторону от Эдама.
— Господи, посмотрите на часы! Бедные Пру и Бейтс ждут свой ленч.
Не оглядываясь, Десима быстро зашагала к кухонной двери, на ходу развязывая шаль. Она слышала его шаги за спиной.
— Осталось немного супа, сыр и пикули, — сообщила Десима из буфетной, моя руки.
Эдам разводил огонь. Он обернулся, когда она снова вошла; его лицо не выражало ничего, кроме реакции на ее слова. Должно быть, она неверно поняла его намерения, ее подвело богатое воображение.
Они поднялись по лестнице с нагруженными подносами, остановившись на площадке при звуке голосов. Эдам заглянул в дверь комнаты Бейтса.
Грум сидел в кровати; его нога была накрыта простынями. Рядом с ним в кресле свернулась Пру, на полу лежала кипа журналов.
— Это просто глупость, — говорил Бейтс. — Зачем они полезли в замок среди ночи?
— Как иначе они могли добыть бумаги и доказать, что он законный наследник? — горячилась Пру.
— Ну, он просто болван — это все, что я могу сказать, — проворчал грум.
— О, милорд, мисс Десси, я не видела, что вы здесь, — заволновалась Пру.
Бейтс густо покраснел, глядя на улыбающегося Эдама.
— Приятное разнообразие в сравнении с вашими обычными спортивными новостями, Бейтс, — с интересом промолвил Эдам. — Как любезно со стороны мисс Пруденс развлечь вас.
— Это самый нелепый набор чепухи, какой я когда-либо слышал, — пробормотал Бейтс.
Эдам сжалился над пыхтящим грумом.
— Думаю, дамы, вам следует извинить нас.
Десима помогла Пру подняться и тактично увела ее из комнаты, шепча ей на ухо.
— Почему же он не сказал мне? — прошептала в ответ Пру на площадке. — Как будто я не выносила ночные горшки джентльменов с незапамятных времен.
— Сомневаюсь, что Бейтс привык к подобному вниманию. Идем. Я принесла твой ланч, а потом ты отдохнешь.
Десима отошла взять поднос, но задержалась послушать, что говорят мужчины.
— Почему вы так долго терпели, старый дурень? — сказал Эдам.
— Я и так не знал, куда себя деть, когда лежал в постели в одной рубашке, а она вошла с пачкой журналов, — оправдывался Бейтс.