Барбара Картленд - Скверный маркиз
Три больших французских окна — по сути двери, ибо начинались они от самого пола и были выше человеческого роста — вели прямо в сад. Вдоль стен библиотеки, с пола до потолка, тянулись книжные полки. Посередине стоял большой письменный стол, за которым сидел маркиз и что-то писал. В превосходном сером сюртуке из тонкого сукна и брюках палевого цвета он выглядел чрезвычайно элегантным. Белоснежный галстук был завязан искусными пышными складками, а высокие ботинки, начищенные смесью ваксы с шампанским, ярко блестели в свете солнечных лучей. Удивленно подняв брови, он оторвал взгляд от бумаг, но, увидев на пороге Орелию, медленно встал.
— Могу ли я поговорить с вашим сиятельством? — пролепетала она.
— Ну разумеется! Всегда к вашим услугам, мисс Стэнион! — любезно отвечал ей маркиз, всем своим видом выказывая благодушие. Он подошел к горящему камину и указал ей на высокое, с выгнутой спинкой, кресло, обитое красным бархатом. Она присела на краешек и с некоторым усилием и опасением взглянула на маркиза, а он снова увидел бледно-золотистые волосы, обрамлявшие маленькое личико, и большие глаза, потемневшие от волнения. Нерешительно Орелия спросила:
— Вы, милорд, уже знаете, наверное, что ваш племянник нездоров?
Маркиз нахмурился:
— Мой племянник? Так вы поэтому пожелали увидеться со мной?
— Я была свидетельницей того, как он приехал сюда и ему стало плохо. Он немного поспал, но у него началась лихорадка, и я попросила вашего дворецкого послать за врачом.
— Надо полагать, в этом не было никакой необходимости.
Тон его стал таким резким, что Орелия едва не дрогнула. Маркиз был очень высок и так властно смотрел на нее, что Орелия снова подумала, как при первой встрече с ним, что в его красоте есть нечто, вызывающее тревогу. От него исходила такая уверенность в своей правоте и непреложном превосходстве над всеми прочими, что она ясно поняла, почему Руперт так его боится. Значит, его приезд к дяде в Лондон, несмотря на страх, — героический поступок, и выпил он по дороге для того, чтобы придать себе храбрости, а если учесть, сколько его заставили выпить еще в Оксфорде, то неудивительно, почему он потерял сознание на пороге Райд Хауза. Его приезд сюда — настоящий акт героизма.
Орелия умоляюще сжала руки и еле слышно проговорила:
— Пожалуйста, я хотела бы поговорить с вашим сиятельством, но, может быть, вы тоже сядете? Вы такой огромный, что я теряюсь, мне трудно собраться с мыслями.
Маркиз как-то странно взглянул на нее, а затем неожиданно улыбнулся:
— У меня нет желания пугать вас, мисс Стэнион. Вы считаете, что я из тех, кто наводит на людей страх?
— Да, и очень большой, — откровенно призналась Орелия, — и ваш племянник тоже вас боится, вот почему его приезд из Оксфорда в Лондон, чтобы повидаться с вами, — храбрый поступок с его стороны.
— Повидаться со мной?..
— И рассказать, что он больше не может там оставаться, он совершенно растерян, запуган и питает отвращение к тамошним порядкам. Он нуждается в вашем сочувствии!
Маркиз сел в кресло с другой стороны камина, приняв позу свободную, если не сказать развязную — откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, — а затем внезапно и очень жестко проговорил:
— Руперт — слабовольный человек и дурак. Он не вправе беспокоить вас такой ерундой.
— Но для него это совсем не ерунда. Он в отчаянии.
— Руперт вернется в Оксфорд сразу же, как только встанет на ноги. Не верится даже, что такой хлюпик может быть моим родственником.
— Но разве если кому-то не под силу справиться со злом в одиночку, это обязательно трусость? В таком случае — самое лучшее просто не иметь со злом ничего общего.
— Вы говорите о безмозглом юнце, о слабохарактерном идиоте, который не может сам о себе позаботиться, — презрительно усмехнулся маркиз.
— Да, возможно, он именно таков, но в Лондон он приехал просить вашей помощи, и даже не просить, а умолять о ней, а также — о сочувствии, о понимании. И вы не хотите его выслушать?
Маркиз сжал губы, но, помолчав, ответил:
— Не хочу быть с вами груб, сказав, что все это вас не касается, мисс Стэнион, и глубоко сожалею, что вы оказались вовлечены в мои личные дела, но если вы желаете знать ответ, то вот он: мой племянник снова отправится в Оксфорд.
Что-то было такое в этой упрямой резкости тона, почему Орелию вдруг покинули застенчивость и страх. Она рассердилась: да, Руперт был прав, когда сказал, что его дядя возомнил себя Всемогущим.
— Но если вы так поступите с ним, ваше сиятельство, он зайдет слишком далеко. Он угрожает, что скорее покончит с собой, чем будет участвовать в безобразиях, в бесчестных и отвратительных поступках, к чему его вынуждают члены клуба «Болтуны».
Маркиз вздернул брови:
— Так вот какую компанию выбрал себе этот дурашливый юнец! Да, только идиот может вступить в такое предосудительное общество!
— Был он глуп или нет, но факт остается фактом: он член этого клуба, и его принуждают совершать такие поступки, каких у него нет желания совершать. Прошлой ночью его друг, некий Чарльз, напоролся вместе со своей лошадью на зубья железной ограды. Он считает, что Чарльз при этом погиб. — И так как маркиз молчал, она продолжала: — Это была какая-то бессмысленная скачка через оксфордское кладбище, но они занимаются еще более скверными делами, и Руперт не в состоянии выносить это дольше. Вы должны ему помочь. Ему больше не к кому обратиться за помощью, как только к вам!
Она говорила мягко и просительно, но маркиз отвечал:
— Я уже вам сказал: Руперт вернется к своим занятиям, но прежде, чем он снова отправится в Оксфорд, я в точности доведу до его сведения, что думаю о молодом человеке, который скулит и жалуется женщине.
Услышав эти язвительные слова, Орелия вспыхнула от негодования и сама удивилась своей смелости, бросив вызов маркизу.
— Очень хорошо, — сказала она, вставая, — если это ваше последнее слово, милорд, то делать нечего. Скажу только, что прозвище, которое вам дали, соответствует действительности… потому что это дурно, очень дурно, это по-настоящему скверно — губить человека, такого молодого и беззащитного. — И она с трудом перевела дыхание, так отчаянно забилось сердце в груди. — Да, он, возможно, человек слабохарактерный, но разве это его вина? Да, нет у него вашей силы и самоуверенности, вашего презрительного отношения к миру вообще и окружающим вас людям. И это опять же не его вина, но под вашим руководством он со временем станет таким же безжалостным и жестоким. Тогда, наверное, он возгордится тем, что стал настоящим мужчиной, но, боюсь, вряд ли он проживет достаточно долго, чтобы насладиться таким желанным результатом. Будучи слабым человеком, он действительно может покончить жизнь самоубийством, как угрожает. Вам, конечно, это будет совершенно безразлично, но смерть его будет исключительно на вашей совести.
