Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
К ней тихо подошел Петр. Флер посмотрела на него, а он робко ей улыбнулся. Он любил брата, любил, несмотря ни на что, и эта черта в нем ей нравилась, такая простая, мужская любовь, такая добрая привязанность. Она протянула ему руку, и он, ободренный этим жестом, улыбнулся ей смелее. Потом засунул ее руку к себе в карман, чтобы отогреть.
— Что теперь собираешься делать?
— Не знаю.
— Собираешься ли возвращаться домой, в Англию?
— Нет, — ответила она твердо. — К прошлому не возвращаются. Пока я усвоила только это.
Флер почувствовала, как он сразу весь обмяк. Бросая на него косые взгляды, она видела, что он доволен ее ответом.
— Что с тобой, Петр Николаевич?
— Я вот думаю, если ты не собираешься возвращаться в Англию, то, может быть, пойдешь за меня замуж? — От удивления она лишилась дара речи, а он как-то таинственно пожал ее руку. — В любом случае тебе нельзя выходить ни за кого другого, это — грех.
— И это все?
— Нет, ты со мной будешь счастлива.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что я люблю тебя.
— Ты мне прежде не говорил. Или это новая уловка?
— Нет, ничего подобного. Я полюбил тебя с самого начала, но ты была влюблена в Сережу. Однако я не сомневался, что добьюсь тебя, правда, для этого нужно было действовать очень осторожно. Я всегда знал, что эта задача — не из легких.
Флер улыбнулась, так как ничего не могла поделать с собой.
— Подумать только, какая самоуверенность. Твой брат говорил, что ты всегда добиваешься того, что хочешь.
— Он это сказал? Вероятно, он имел в виду себя.
— Да нет. К тому же, не думаю, что ему когда-либо удавалось добиваться того, чего он хотел.
— Возможно, ты и права, — грустно согласился Петр, глядя на бурую землю. Она снова посмотрела на него, словно встретила в первый раз: обычное лицо, за исключением, может, длинных, шелковистых, красивых ресниц и подбородка с небольшой прелестной ямочкой.
Вдруг Флер вспомнила, как он целовал ее, лаская обнаженную грудь. Им было так хорошо вместе. Эти поцелуи пронзали все тело, словно разряды электричества.
И она не захотела уходить от него. Она поняла, что они принадлежат друг другу. Быть всегда рядом с ним — вот единственное ее желание. Теперь, когда все стало ясно, Флер только удивилась, как же она сразу не поняла этого. «Ах, Петя, — подумала она, — сколько же времени я потратила понапрасну!»
Его мысли, разумеется, витали тоже где-то далеко. Когда она бросила на него взгляд в момент откровения, Петр вдруг сказал ей:
— Мне кажется, он тебя действительно любил. Любил так сильно, насколько был способен кого-то любить, кроме самого себя. Но его любовь никогда, даже при самых идеальных условиях, не принесла бы утешение. — Он внимательно посмотрел на нее. — Я очень люблю тебя. Я смогу утешить тебя, сделать счастливой. Но, разумеется, я не романтик, а обычный человек. — Петр о чем-то подумал. — Странно, почему женщины сходят с ума по таким мужчинам, как Сережа, которые, как правило, дурно к ним относятся и любят только себя самих!
Флер, заглянув ему в лицо, спрятала вторую руку в другом его кармане.
— Может быть, все зависит от возраста, — предположила она. — Мы все верим в детстве в сказки. Хотим наполнить жизнь большим смыслом. Но если внимательно посмотреть вокруг, можно отыскать другие пути. Любовь к Сергею была моей чистой фантазией. А фантазии так и остаются фантазиями. Но эта… — она привлекла его к себе. Он, смущенно улыбаясь, торопливо вытащил из карманов руки, чтобы не упасть. — Эта настоящая! Возможно, не такая захватывающая, зато надежная!
Флер во многом недооценивала этого человека. Она считала его легкомысленным, но теперь ей отчетливо было видно, что под его показной легковесностью скрывается солидная серьезность, точно так, как под внешней серьезностью Сережи скрывался недостаток солидности. Именно это имел в виду Петр, когда говорил, что сможет ее утешить и сделать счастливой. А ей нужна прочность, а не ее тень. «Сливки, взбитые с вином, — вспомнила она сравнение Людмилы. — Нельзя жить, питаясь лишь взбитыми сливками. Ах, Сергей, как мне жаль! Но я любила тебя так, как ты хотел, только по-своему, по-своему…»
Выйдя с кладбища, они повернули и направились к дому, держась за руки, и им было утешительно и приятно даже от такой близости. Самая трудная часть пути пройдена. Теперь впереди их ожидали только радости. Они будут и любовниками и друзьями, каждую ночь тела их будут переплетаться в уютном, надежном, теплом и любимом гнездышке.
— Все это очень хорошо, — вдруг проговорил Петр, словно жалуясь, — но я хочу и волновать тебя, не забывай!
Флер, посмотрев на него, улыбнулась. «Никто из нас не может иметь в этой жизни всего». Но она не произнесла эту фразу. Теперь Петр будет ее дорогим мужем, а как сохранить навечно его чувства к ней, это уже ее забота, ее женская ответственность. Поэтому она и промолчала.
Эпилог
В феврале 1855 пода Меншиков был смещен и командование русской армией принял князь Горчаков. Решение о его отставке находилось в числе последних подписанных Николаем I государственных бумаг. Он умер второго марта 1855 года. Одни утверждают, что от воспаления легких, а другие — от сердечного приступа. На трон вступил его сын Александр.
Но война еще продолжалась целый год, принося людям неимоверные страдания, болезни и смерть. Оборона Севастополя держалась до восьмого сентября 1855 года, когда начался широкомасштабный штурм города союзниками. Князь Горчаков убедился в бесцельности всяких дальнейших усилий и отдал приказ очистить город. К утру от Севастополя осталась только бесформенная груда дымящихся развалин, из-за которых союзники в течение последнего дня положили одиннадцать тысяч человек, русские — тринадцать тысяч.
Взяв Крым, союзники, к своему изумлению, вдруг обнаружили, что не знают, что им с ним делать. Отсюда невозможно было начать новое наступление с целью захвата русских территорий, да и французы уже начали проявлять признаки усталости. Им надоела эта игра. В январе 1856 года были возобновлены переговоры с императором Александром, а мирный договор был подписан тридцатого марта. Россия на некоторое время сходила с международной арены, чтобы в основном сконцентрироваться на внутренних проблемах — строительстве железных дорог и подготовке земельной реформы с последующим уничтожением крепостного права.
Последние части союзнических войск покинули русскую территорию двенадцатого июля 1856 года, чтобы присоединиться к ликующим толпам своих сограждан, которые так и не поняли, что происходило в Крыму и почему, но всегда были готовы воспользоваться случаем, чтобы отметить как следует победу. Вскоре эта война выветрилась из сознания народов, и о сотнях тысяч погибших на ней людей напоминали лишь какие-то странные эфемерные названия — шлемы «балаклава», шерстяные жакеты под названием «кардиган», крымские крокусы, а в новых промышленных городах дюжины мрачных закопченных улиц получили название Альма.
