Филиппа Грегори - Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни

Однажды утром меня увидел Ричард и поинтересовался, что я тут делаю. Я ответила, что сижу, глядя на мокрый сад, и не делаю ничего. При этом я слабо улыбнулась, стараясь, чтобы он принял это как каприз беременной. Ричард кивнул и прошел на конюшню.

Когда он проходил через кухню, я услышала веселый смех миссис Гау и обидчиво подумала, что она всегда любила его больше.

На следующий день он опять встал рано и опять увидел меня в гостиной.

И опять я сказала ему, что мне не спалось и вздумалось посидеть, глядя, как Дженни разжигает камин. Он светло улыбнулся, но в этой улыбке таился легкий намек на злобу.

На третий день он был уже в гостиной, когда Джордж постучал в парадную дверь, и Страйд прошел через холл и открыл ему.

Затем Страйд принес на подносе письма.

Там было и письмо для меня.

— Кто бы мог писать тебе, Джулия? — спросил Ричард, останавливая Страйда.

— Думаю, Сара Коллис из Бата, — покраснев до корней волос, ответила я. Но ложь уже легко слетала с моего языка.

Глаза Ричарда смотрели на меня тепло и участливо.

— Тогда открой его, пожалуйста, — и голос его тоже был как шелк.

Меня насторожила та особенная теплота его голоса, которая иногда появлялась у него и не сулила мне при этом ничего хорошего. Но письмо уже было в моей руке, и я знала, что там должны быть новости о Ральфе.

— Я открою его позже, — сказала я и направилась к двери.

Но когда я проходила мимо Ричарда, он внезапно схватил меня за запястье и удержал на месте. Я инстинктивно прижала письмо к себе и затаила дыхание. В лице Ричарда не было и следа злости или страха. Оно было безмятежным и светлым, как майское утро.

— Открой его здесь, — попросил он. — И прочти его. Я знаю, что девушки любят секреты, и не прошу тебя читать его вслух. Я сам тоже не стану читать его, я собираюсь уезжать сегодня. Но, пожалуйста, сядь и прочти его сейчас.

Я внимательно изучала его лицо, поскольку была удивлена выражением нежности, светившимся на нем. Он усадил меня на стул, а сам облокотился на стену, внимательно глядя на меня. Я просунула в конверт палец и сломала печать.

Я не успела как следует изучить ее.

Внутри не было никакого письма. Там лежало восемь кусочков рваной бумаги и разорванный конверт. Я, забыв, что Ричард следит за мной, принялась складывать на столе разорванные куски.

Это было мое письмо, я смогла прочитать надпись на конверте «Джеймсу Фортескью, эсквайру».

Я без сил откинулась на спинку стула, мое сердце билось так сильно, что мне даже стало страшно за ребенка в моем животе.

Это опасный мир для маленьких детей. Он опасен даже для взрослых. У меня вырвался невольный стон.

Моей первой мыслью была та, что Джеймс Фортескыо узнал мой почерк на конверте, в гневе разорвал письмо и послал обрывки мне.

Но затем я заколебалась. Он не мог так поступить. Джеймс не был злым, он всегда был великодушным.

Я знала только одного человека, способного на это.

Я подняла глаза на Ричарда и увидела на его лице выражение глубокой обиды.

— Вы писали другому мужчине, — произнес он медленно.

Я ничего не ответила. Внезапно у меня заболели большие пальцы обеих рук, их будто бы жгло огнем, а в голове послышался отдаленный шум. Я предчувствовала опасность, как можно чувствовать запах дыма в случайном порыве ветра.

— Вы писали другому мужчине. И надеялись утаить это письмо от меня. — Его голос был тихим, но странно пугающим. — Мне пришлось арестовать Джимми Дарта. Я следил за ним уже давно, я знал, что вы готовы предать меня в любую минуту. Я был готов к вашей неверности.

Я хватала воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбе.

— Ричард, — умоляюще произнесла я.

Его глаза сверкали, как сапфиры. Он был моим мужем и моим хозяином. Он был сквайром. И знал это.

— Я не потерплю этого, Джулия, — просто сказал он.

Он изобретал правила для Вайдекра, для Экра, для меня. Ричард был здесь сквайром и имел власть от Бога.

— Я этого не потерплю, — повторил он, как бы впечатывая в мой мозг свои слова. — Вы хотели, чтобы я женился на вас. И теперь, когда мы женаты, вы должны вести себя как порядочная жена. Вы никогда не будете писать другому мужчине и обсуждать с ним наши дела.

Он немного подождал, не буду ли я жаловаться. Но я молчала. Обрывки письма лежали передо мной на столе и молча говорили мне, что я побеждена. Я смотрела на них и думала о том маленьком письме, которым я надеялась спасти Ральфа. Я знала, что ничто уже не спасет меня, но я надеялась спасти Ральфа, а вместе с ним и Вайдекр от гибели.

— Вы должны знать свое место, Джулия, — тихо добавил Ричард.

И я покорно наклонила голову. Я уже знала его.

С этого момента я больше не вставала по утрам. Чичестерский акушер советовал мне воздержаться от долгих прогулок, и погода стала ужасной, так что я перестала искать покоя среди прекрасных медных буков и доброго бормотания Фенни. Я подолгу оставалась дома.

Я перестала вставать за почтой. Несколько дней мне не хотелось вставать совсем. Я лежала в маминой кровати, поскольку Ричард настоял, чтобы я переехала в лучшую комнату в доме, и, глядя в потолок, следила, как по утрам он бывает серым, к полудню становится знакомо-желтым, а в сумерки опять сереет и сереет на глазах.

Никто не беспокоил меня. Никто не докладывал мне новости из Экра. Я ничего не слышала о Ральфе. Я ничего не слышала о земле. Я лежала как кит, выброшенный на берег, и не могла пошевельнуться.

Самое большое усилие, которое я могла сделать над собой, это встать с постели и спуститься к обеду, чтобы Ричард, возвратившись домой, не стал подниматься ко мне в комнату. И даже там я не могла найти в себе силы позвонить, чтобы принесли свечи, и сидела в свете горящего камина, следя за отблесками пламени. Погрузившись в полудрему, я лениво размышляла, о том, что станет со мной, когда время ожидания кончится и чувство, что я тону, оставит меня.

— Сидишь в темноте? — громко спросил Ричард. Дверь отворилась так тихо, что звук его голоса заставил меня подпрыгнуть, а мое сердце онеметь от страха.

— Должно быть, я задремала у камина, — виновато проговорила я. — Как уже темно.

— Мне сказали, что приближается буря — заметил Ричард.

Он подошел к огню и, приподняв фалды сюртука, стал греться. Я сидела в низком мамином кресле, и он возвышался надо мной как гора. Постоянная езда верхом и работа сделали его шире, к тому же он был потрясающе красив, с глазами голубыми и чистыми, как у ребенка, и темными, вьющимися волосами, похожими на блестящую овечью шерсть.

— По дороге я встретил доктора Пирса, — сказал Ричард, одновременно звоня, чтобы принесли свечи. — С ним был молодой пастор, его друг. Я пригласил их обоих отобедать у нас.