Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
— И ты этого не хочешь, — повторил он прежнюю фразу.
Флер не ответила. Через мгновение она спросила:
— Мы увидимся в Петербурге?
— Несомненно, — ответил Петр после краткого раздумья.
Она, посмотрев ему в глаза, вдруг почувствовала неожиданное острое желание снова оказаться в его объятиях, как тогда, в ту чудесную ночь, снова ощутить себя в полной безопасности, снова быть любимой, как тогда. «Ведь у меня не было мужчины, принадлежавшего мне целиком, только мне одной, — подумала она, — такого человека, который видел бы свой долг в том, чтобы сделать меня счастливой, чтобы заботиться обо мне». Флер хотела признаться ему в своем одиночестве, но подумала, что у нее нет на это никакого права. Нет, она не могла это ему сказать.
Она сказала другое.
— А теперь, мне кажется, тебе пора пойти к нему и побыть немного с ним. Хочешь, я предупрежу о твоем приходе?
— Да, пожалуйста, — произнес он со вздохом, словно с души у него упал камень, — так будет лучше.
В конце концов они уехали не в Петербург, а в загородное поместье Каревых Шварцентурм. Там жила Роза. Она, приглашая их в дом, так им улыбнулась, словно они расстались только вчера.
— Ах, как я рада видеть вас снова, — сказала Флер, когда Роза помогала ей раздеваться.
— Я тоже. Как будет приятно снова с вами поболтать, — ответила Роза, и в голосе ее чувствовалась удивительная теплота. Когда перед обедом Флер уединилась в своей комнате, чтобы описать в дневнике последние события, к ней пришла Роза.
— Вероятно, вам многое довелось повидать, — проговорила она, поглядывая на тетрадь, лежащую у Флер на коленях. — Не сомневаюсь, там есть такие истории, что дадут сто очков вперед любому авантюрному роману.
— Да, мне пришлось нелегко, — ответила Флер. — Очень трудно любить людей, сражающихся на разных сторонах.
— Да, понимаю. И, вероятно, эта история с Людмилой и Ричардом потрясла вас. Как можно быть такими беспринципными, такими эгоистами…
— Вы так считаете?
— А как иначе их поступок может казаться со стороны? Людмила все же замужняя женщина. Независимо от того, оправдал брак ее ожидания или развеял их, у нее были свои обязанности, и она несла свою долю ответственности за него. Но вместо этого она погналась за собственным удовольствием.
«Чепуха», — подумала Флер. Много ли знала Роза об этом. Она вспоминала, в каких жутких условиях пришлось жить Милочке, сколько вынести, сколько приложить труда, чтобы раздобыть пропитание на этой промерзшей равнине. Месяц мучения, когда каждый день казался неделей. Она в любую минуту могла бросить все и вернуться в теплый уютный дом. Кто же может пройти через такие испытания, принести в жертву семью, честь, имя, родную страну ради одного лишь удовольствия? Милочка могла получить это от выздоравливающих офицеров, таких, как, скажем, Вархин.
— Мне кажется, она на самом деле любит Ричарда, — робко заметила Флер.
— Какое отношение имеет любовь ко всему этому? — пожала плечами Роза, и Флер в эту минуту подумала, что еще совсем недавно могла произнести подобные слова, произнести их в таком же осуждающем тоне. Скорее всего ее, Флер, внутренне изменила не короткая близость с Петром, а долгие лишения в осажденном городе. Нужно иметь постоянно горячую воду и чистое белье, — подумала она, — чтобы лелеять такие метафизические категории, как честь и долг, и постоянно ставить их на первое место.
Пребывание Шварцентурме, казалось, возродило Карева. Отдых после утомительного путешествия пошел ему на пользу. Граф занимался делами, связанными с управлением поместьем, совершал верховые прогулки с сестрой и своей гостьей, был всегда очень мил и развлекал их обеих за обедом. Стояла прекрасная морозная погода.
Флер, чувствуя свою вину, радовалась, что живет не в Петербурге и таким образом может избегать неприятных встреч с Полоцкими. Однако ее радость оказалась преждевременной.
Однажды, через неделю после их приезда в Шварцентурм, они с Каревым, возвратившись с прогулки, вошли, громко топая, в прихожую, чтобы снять верхнюю одежду. Щеки их раскраснелись от морозного воздуха, носы и кончики пальцев немного окоченели, а от быстрой езды они были в приподнятом настроении. Карев рассказал ей смешную историю, как он подшутил над одной старой чопорной вдовой, в дни своей юности, а Флер от души смеялась, думая, что вот теперь он совсем как прежде, даже еще лучше!
— Разумеется, она понятия не имела, что медведь следует за ней по пятам. Вдова шла вперед, кивая всем головой и улыбаясь. Даже не удивилась, что все затаили дыхание, считая, что они поражены ее великолепным нарядом. А медведь спокойно шлепал за ее спиной, скаля на всех зубы. Он подходил к ней все ближе и ближе, а мы с Павлушкой замыкали шествие, просто захлебываясь от смеха.
— Ах, какие проказники. И что же произошло? Он напал на нее? — спросила Флер, вытаскивая руки из рукавов пальто, которое любезно держал для нее слуга.
— Ну, в самом конце… что такое, Егор? Что случилось? — Карев осекся, увидав на пороге слугу.
— К вам посетители, барин, — коротко бросил он, кивнув в дальнюю сторону коридора. В глазах его чувствовалось нетерпение. — Они ожидают вас в гостиной.
— Что за посетители? — осведомился граф.
— Ваш брат, барин. И…
— Кто еще? Говори!
— И господин Полоцкий.
Флер почувствовала, как у нее упало сердце. Она поднесла к губам пальцы. Карев почти не удивился. Улыбка медленно сползла с его лица, и оно стало бесстрастным. Казалось, он размышляет над полученной информацией.
— Они приехали вместе? — наконец уточнил он.
— Нет, барин. Граф Петр прибыл после старого господина.
Карев, устремив взгляд в невидимую точку, о чем-то думал. Встретившись глазами с Флер, он сразу изменился. Губы его вытянулись в суровую линию, теперь он был не задумчив, а зол.
— Хорошо, сейчас мы поднимемся к ним. Пошли, Флер. — Они поднимались по лестнице за Егором. Флер шла скрепя сердце, во рту у нее пересохло от дурных предчувствий. К каким жутким последствиям привел поступок Людочки!
Все трое — Роза, Петр и Полоцкий — сидели в восьмиугольной комнате. Сразу бросалось в глаза, что это далеко не светский визит вежливости, так как на столе не стоял поднос с прохладительными напитками. Роза, устроившись на диване с безразличным выражением на лице, наблюдала за остальными. Петр с Полоцким что-то горячо обсуждали. Увидев входящего Карева, они тут же прервали беседу и, густо покраснев, повернулись к нему. Петр, сделав несколько шагов вперед, уже открыл было рот, чтобы заговорить первым, но Карев жестом руки приказал ему молчать, переведя взгляд с брата на Полоцкого.