Загадочный наследник - Хейер Джорджетт
— Не смотрите так отчаянно, моя милая тетушка, — сказал Винсент. — Эта мерзкая дыра, насколько я понимаю, находилась не в Йоркшире, а в Испании.
— В Португалии, — поправил его Хьюго, до которого ни издевки, ни намеки не доходили.
— Как интересно! — величественно изрекла леди Аурелия. — Вы, несомненно, повидали мир, пока служили в армии?
— Да, понюхал пороху, — согласился Хьюго.
— Значит, расквартирование войск на Пиренейском Полуострове, — заявила ее светлость, — оставляло желать лучшего?
— Да, иногда, а вообще-то все было нормально, — задумчиво произнес Хьюго. — После Тулузы мы со Смитом оказались вдвоем в шато. Я жил как принц! Конечно, это было во Франции. Шато, — пояснил он, — это так лягушатники называют замок, но вряд ли его можно было назвать замком. Это был настоящий дворец!
— Спасибо, что просветили нас, невежественных, — буркнул Винсент.
— Мы все знаем, что такое шато, — бросил лорд Дэрракотт.
— Ну конечно, — сказал Хьюго извиняющимся топом. — Но я тогда считал, что как сыр в масле катаюсь. Я никогда не бывал в подобных местах, если не принимать во внимание тот случай, когда сидел в тюрьме, но ведь это не считается.
Джеймс, первый ливрейный лакей, уронил вилку с тарелки, которую только что убрал со стола, но Чарльз, ловко подхватив прибор леди Аурелии, помог ему поддержать равновесие. Джеймс был потрясен, а Чарльз, напротив, чуть ли не с ликованием запоминал каждое слово майора. Это обязательно стоит рассказать его отцу, который был такого высокого мнения о высшем обществе. Старому же гордецу милорду так и надо! Подумать только, что за птица этот его внук!
— Что?! — как бы в ответ на размышления лакея грозно гаркнул его светлость, прожигая своего наследника взглядом. — Ты говоришь, что сидел в тюрьме?!
— Да, но совсем недолго, сэр, — ответил Хьюго. — Конечно, я тогда был еще мальчишкой, но мне это показалось ужасным. Я чуть было не помер от сыпняка!
Клод, видя, что все остальные лишились дара речи, сделал галантную попытку отреагировать.
— Мерзкая штука этот сыпной тиф, — заметил он непринужденно. — Сам я не болел, но мне рассказывали. Рад, что вы поправились, кузен.
— Меня спасло то, что нас выслали из страны, — сказал Хьюго. — Это было довольно утомительное путешествие, но…
— Выслали?! — Его светлость вцепился в подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. — Вас выслали из страны, сэр?!
— Нас всех выслали, — сказал Хьюго. — Почти одна треть умерла от сыпняка. Я даже думать спокойно об этом не могу. Что за путь мы проделали! Мы были в море почти пять месяцев, пока нас не высадили на берег. Потому что судно, перевозившее нас, сбилось с курса во время шторма, и нам пришлось пройти лишних четыреста миль, прежде чем «Ласточка» отбуксировала нас в Фалмут, потом уж пришлось плыть до Дауна, а там уж нас ссадили на берег.
С места Ричмонда послышался довольный смешок:
— Ну и ну! Подумать только! Да вы ловкий малый, кузен Хьюго!
— Я полагаю, — холодно сказал Мэтью, — что, когда вы говорите о том, что вас… э-э-э… выслали из страны, это означает, что вы были военнопленным?
— А вы что же подумали? — искренне удивился Хьюго.
— Просим прощения, — отозвался Винсент, отклонившись, чтобы его не загораживала Антея. — Некоторым из нас пришла в голову мысль, что вас, возможно, посадили за браконьерство…
— Нет! Я всегда соблюдал закон! — торжественно объявил Хьюго.
Тут Антея, которая от изумления повернула к кузену голову, поспешно опустила глаза в свою тарелку и прикусила нижнюю губу. Мэтью, который больше, нежели его родитель, обращал внимание на присутствие слуг, произнес с умеренным любопытством:
— Вы, как точно заметил Ричмонд, ловкий малый. Судя по длительности вашего путешествия, могу предположить, вы принимали участие в нашей злополучной экспедиции в Южную Америку?
— Верно, — кивнул Хьюго. — Я пошел в армию, как только закончил… как только мне исполнилось семнадцать лет. Меня приписали к первому батальону как раз вовремя, чтобы отплыть вместе с Уайтлоком. Думаю, мне здорово повезло, но все, что я получил, — это сыпняк, от которого чуть было не отдал Богу душу, и лошадь. Я, помню, заплатил за нее три доллара. Но тогда я был молокососом. Я мог бы купить эту клячу и за два.
— Вы принимали участие в штурме Буэнос-Айреса? — спросил Ричмонд.
— Ну, я бы не назвал это штурмом, — ответил Хьюго.
— Постыдно плохо организованная операция, — заметил Мэтью.
— Ага, нам пришлось с позором отступить. Наши люди писали на всех углах в Монтевидео, что генерал Уайтлок — трус, или предатель, или и то и другое вместе. Но лично я думаю, что он — не что иное, как бесхребетный тугодум. — Он сделал глоток вина и широко улыбнулся. — Ребята обычно пили за провал белых локонов [8], — поведал он.
— А потом? — нетерпеливо спросил Ричмонд, не сводя горящих глаз с майора.
Хьюго улыбнулся ему:
— А потом я отправился домой в отпуск по болезни, потому что от меня остались кожа да кости.
— Бедный мальчик, — прошептала миссис Дэрракотт, в которой проснулся материнский инстинкт. — Ваша мама, должно быть, пришла в ужас. Но уверена, она быстро вас выходила.
— Нет, моя мама умерла за год до того, как я записался в армию, — ответил Хьюго.
— О, бедный мальчик! — уже громко воскликнула миссис Дэрракотт, бросая вызов неудовольствию своего свекра. — Но вероятно, у вас остались другие родственники?
— Дедушка. Моя мама была его единственной дочерью. От воздуха Йоркшира и доброй йоркширской пищи я быстро пошел на поправку.
— А вы были в Ла-Корунья? — спросил Ричмонд.
Хьюго кивнул. Но прежде чем Ричмонд успел продолжить расспросы о военной кампании, вмешался лорд Дэрракотт, заявив, что лично он не желает слушать никаких разговоров о войне за обеденным столом. Хьюго, воспринявший грубое замечание с непоколебимым спокойствием, переключился на похвалу яблочного пирога, немалый кусок которого съел с отменным аппетитом.
Остаток обеда прошел без происшествий. Первый раз, пожалуй, за все годы, что миссис Дэрракотт провела в усадьбе Дэрракоттов, она медлила подавать сигнал дамам вставать из-за стола. Ее обуяло материнское сострадание, и ей от всего сердца не хотелось оставлять своего громадного, но такого несчастного племянника на растерзание недружелюбно настроенным родственникам.
Но оказалось, что не Хьюго, а Клод навлек на себя гнев милорда. Когда со стола сняли скатерть, перед его светлостью по обычаю на стол поставили не только графины с портвейном и мадерой, но и три табакерки с разным табаком. Милорд слыл большим знатоком и смешивал для себя табак по особому рецепту, но для своих гостей предлагал «Олд Бьюроу», «Кинге Мартиник» и «Хардман-97». Он не стал предлагать свою табакерку никому, кроме Винсента, и был скорее удивлен, чем раздосадован, когда этот элегантный молодой человек, отклонив предложенную ему честь, вытащил собственную табакерку, открыл ее со щелчком большим пальцем, говоря:
— Попробуйте моего табака, сэр. Я ценю ваше мнение.
— Сам смешал, верно? — спросил его светлость. Он взял понюшку и критически втянул в ноздрю. — С бразильским переборщил, — заметил милорд. — Почему ты не обратился ко мне за рецептом? Ну все равно, ты еще зелен… — Тут он внезапно замолк, его взгляд в гневе остановился на Клоде, который вытащил из кармана маленький серебряный совочек и заячью лапку и приготовился, в счастливом неведении о злобном пристальном взгляде милорда, подцепить немного табака из табакерки, стоящей прямо перед ним.
— Какого черта?! — рыкнул его светлость таким голосом, что Клод вздрогнул, приподнял голову и выронил свой маленький совочек. — Ах ты! — рявкнул милорд. — Ах ты, попугай!
— Выброси эту штуку, дурак, — прошипел Мэтью с досадой в голосе. — Не строй из себя шута.
— И ничего я из себя не строю! — негодующе отозвался Клод. — Уверяю вас, господа. Это последний шик. Берете табак совочком, чтобы не запачкать пальцы, а если просыплете немного на фрак, тут же можете стряхнуть заячьей лапкой…
