Альфред Земерау - Куртизанки
Однако Савиньи, которая, конечно, не могла заглянуть за кулисы, отмечает, что Людовик очень сурово поступил с Монтеспан. Она получила королевскую пенсию в 10000 пистолей (100 000 фр.) и с тех пор уединенно проводила свои дни в Бурбоне, в Фонтрево, в своих родовых владениях в Атене, но понадобилось много лет, прежде чем она окончательно покорилась своей судьбе.
В самом деле, ей было очень трудно отказаться от блеска высшего света, в котором проходила ее жизнь. Однако в конце концов она решилась на это с огромным нежеланием,– а в юности ее набожность оценивалась как чрезмерная и даже достойная сожаления – она погрузилась в раскаяние и искупление, сопряженные с бедностью. В 1691 г. она поселилась в ею самой основанном монастыре святого Иосифа и здесь, как рассказывает Сен-Симон, ежедневно каялась и пыталась искупить свои грехи.
Король больше не встречался с ней, а посещения ее детьми были ограничены. Они редко встречались с матерью и только по предварительной договоренности. Ее духовник призвал ее во искупление просить о примирении с мужем и его милости. Она смиренно выполнила это, прося его о возможности вернуться к нему или отправиться на жительство в указанное им место. Однако маркиз ответил, что до конца дней своих он не хочет что-либо слышать и знать о ней...
Она прервала связь с двором и весь свой доход тратила на различные религиозные заведения и добрые дела. Постепенно, рассказывает Сен-Симон, она дошла до того, что раздала бедным почти все, что у нее было. Ежедневно она много часов занималась шитьем простой одежды для бедных и заставляла свое окружение заниматься тем же. Ее стол, все излишества которого она раньше так почитала, был так скромен, насколько это было возможно. Свой пост она растягивала как только могла. В середине беседы она могла внезапно встать, чтобы помолиться, и точно так же бросить любое дело в течение всего дня и удалиться для молитвы в свою комнату.
Она никогда не прекращала умерщвлять свою плоть. Ее белье, в том числе постельное, было из неотбеленного льна грубых, низких сортов, но носила она его под обычной одеждой. Она постоянно носила браслеты, пояса и подвязки с железными шипами, которые ее часто ранили, и даже ее острый язык, которого раньше так опасались, теперь, получалось, тоже участвовал в покаянии.
При всем том ее так мучил страх смерти, что она постоянно держала при себе несколько женщин, у которых не было другой задачи, кроме как находиться при ней всю ночь. Она спала с наглухо занавешенными окнами, а комната освещалась множеством свечей, и сторожихи окружали ее со всех сторон, и она желала, чтобы при каждом ее пробуждении они весело болтали и пировали, дабы она была уверена, что может опять спокойно заснуть.
В мае 1707 г. пришел день, которого она опасалась долгие годы. Она откровенно исповедалась в присутствии всех своих слуг, попросила прощения за все свои злодеяния, получила отпущение грехов и спокойно умерла.
Король очень холодно воспринял известие о ее кончине, и когда герцогиня Бургундская сделала ему замечание, он ответил, что с тех пор как он изгнал маркизу, он решил больше никогда не встречаться с ней, как будто она уже тогда умерла для него...
Глава III
ЭЛИЗАБЕТ ФОН МЕЙСЕНБУРГ, ГРАФИНЯ ФОН ПЛАТЕН
(...– 1700)
Оснабрюкк, 1673 год
По сонным улицам как будто промчался ураган. Все сгорали от любопытства. Приехали иностранцы, красивые, элегантные, с пикантной прелестью «высшего света».
Через несколько дней граждане увидели, как в местном театре Его Преосвященство епископ Эрнст-Август входит в ложу иностранцев. Кого только теперь не интересовала постановка!
Епископу навстречу встали со своих мест барон Филипп фон Мейсенбург и две его дочери. Более красивая из них, Элизабет, сразу оценила значение этого благоволения.
А из княжеской ложи за этим маленьким спектаклем с натянутой улыбкой наблюдала супруга епископа, герцогиня София. Она продолжала спокойно сидеть в своем кресле. Теперь Элизабет было ясно, что борьба началась. Чары этой прекрасной женщины подействовали на Эрнста-Августа. В партере изнемогали от любопытства зеваки. В ложе иностранцев смышленая девушка млела под влюбленными взглядами повелителя. А прямо напротив них застыла женщина из старинного рода Стюартов, побледневшая, но полная решимости досидеть до конца представления.
Камер-юнкер епископа, Эрнст фон Платен, в этой сложившейся ситуации увидел свой собственный путь. Он знал, что женится на Элизабет фон Мейсенбург, и она будет пользоваться высоким благоволением епископа. Неглупый камер-юнкер хорошо понимал, что это может значить...
Через несколько недель Элизабет фон Мейсенбург стала супругой камер-юнкера. Сплетни в Оснабрюкке больше не умолкали. И, черт возьми, Мейсенбургам было ясно, почему это так! Ведь после утомительной кочевой жизни при различных европейских дворах, часто терпя пренебрежение, насмешки, они наконец нашли свое счастье здесь. И это быстро уловили местные бюргеры...
В замке супруги Платен зажили в роскоши. Властитель не скупился. Точно так же он позаботился о карьере камер-юнкера. Платен быстро осознал, что значат чары его жены: камерюнкер, камергер, главный камергер, затем гофмаршал. Он только потирал руки и старался быть более преданным слугой своего господина. Таким преданным, что вскоре охотно передал Его Преосвященству все «права хозяина» в собственном доме!
Элизабет была умной и скромной, она вынесла много полезного из неустроенной кочевой жизни. Было так нелегко утверждаться каждый раз заново. Если бы отцу иногда не удавалось поправлять дела благодаря его искусству игры в карты, их и без того скудное состояние истощилось бы еще быстрее. И у барона фон Мейсенбурга было только одно желание: отправить одну из своих дочерей в постель какого-нибудь князя... Теперь осталась непристроенной еще Генриетта. В ней, юной и красивой, но ленивой, не было ничего похожего на сильный характер Элизабет. Поэтому она должна была довольствоваться тем, что заботливая гофмаршальша соблаговолит принять участие в ее судьбе.
Итак, все были довольны, а Эрнст-Август даже счастлив. Герцогиня София в своем спокойном браке скоро поняла, что любовница ее мужа соблюдает границы приличия, которые она, повелительница, установила. Таким образом, дело никогда не доходило до открытого скандала. Великодушная София хорошо знала, что безмолвные страдания с древних времен были уделом княжеских жен…
Филиппа фон Мейсенбурга вскоре невзлюбили в Оснабрюкке. Его картежные «трюки» в Париже, Лондоне и Брюсселе имели успех, а здесь, среди тяжелых на подъем, но трезвомыслящих бюргеров, чуть не стоили ему головы. Эрнст-Август загладил скандал, однако Элизабет фон Платен пришлось пережить несколько неприятных часов, пока ее покровитель не объявил ей, что, к сожалению, вынужден выслать ее отца...
