Оливия Уэдсли - Принцесса Востока
Она остановилась в нерешительности, чувствуя обиду и раздражение. Сфорцо так нравился ей. Известие, что он уезжает, даже не попрощавшись, глубоко оскорбило и удивило ее. Последние недели прошли так весело и беззаботно; она только теперь поняла, как приятно она провела эти дни и как много значил для нее Сфорцо. Воспоминание о счастливых часах, проведенных вместе, и о ее дружеских чувствах к нему, по-видимому, для него не имело значения.
За завтраком Тим был очень расстроен. Рита рассказывала об отъезде Сфорцо.
– Он просил передать вам привет, Каро.
– Я не понимаю, почему он так внезапно уехал? – заметил Тим с сожалением.
– О, у него, вероятно, дела, – коротко ответила Рита.
– Вот едет этот египтянин, – сказал Тим, подойдя к окну, – я вижу его роскошный автомобиль. Я ухожу.
Он исчез, когда доложили о Гамиде эль-Алиме.
Гамид явился с предложением отправиться к Версальскому озеру. Рита отказалась, смеясь. Тим не показывался, только Каро согласилась после небольшого колебания.
В конце концов, почему не поехать? Гамид ведь так старался угодить ей, и она была так одинока. Весь день и весь вечер она провела с Гамидом, поклонение которого ей было приятно, льстило ей и вызывало в ней странное чувство, словно она старалась забыть оскорбившее ее невнимание Сфорцо.
Был уже поздний вечер, когда они, пообедав в маленьком ресторане, отправились наконец в обратный путь. Сидя рядом с ним, она глядела на огни, горевшие на берегу, к которому направлялась их маленькая моторная лодка.
– Словно золотые цветы среди темной листвы, – заметила Каро.
Всходила луна, янтарная, огромная. Им казалось, что они одни в целом свете. Единственным звуком, прерывавшим тишину, был мягкий плеск волн, разрезаемых носом лодки, скользившей вперед.
Раздался голос Гамида, тихий, едва слышный:
– Через несколько недель мы встретимся в Каире?
– Да, – ответила Каро.
Наступила пауза – напряженное молчание невысказанных слов.
Гамид спросил:
– Вы рады этому?
Его голос был не совсем уверенным.
Каро внезапно вздрогнула. В неясном, бледном свете лицо Гамида казалось еще моложе, его глаза смотрели на нее с мольбой. Ее сердце сильно забилось, и она испытывала смущение и даже беспокойство.
– Скажите, что вы рады.
Гамид отпустил колесо и, нагнувшись к ней, взял ее руку в свои. Ее рука дрожала, и она почувствовала горячее биение его крови.
– Мы должны вернуться, – сказала она неуверенно.
– Нет, останемся здесь, на этом золотом озере, еще немного…
Его слова прозвучали лаской, нежной и трепетной. Ее рука задрожала, и страсть в его голосе возросла:
– Я знаю, я слышал, что вы скоро будете свободны, я могу ждать. Разве не ждал я этого мгновения?
Каро старалась высвободить руку:
– Вы не должны говорить подобных вещей, а я не должна их слушать.
Он рассмеялся и поднес ее руку к губам.
– Не должны, не должны, – повторил он с легкой насмешкой. – Разве я сказал что-нибудь такое, что не могло быть сказано?
Его глаза искрились смехом, и, прижав губы к ее ладони, он прошептал еле слышно три слова. Затем он быстро отпустил ее руку, вернулся к колесу и повернул лодку, направляя ее к берегу.
Он вынес ее из лодки и на одно мгновение подержал в своих объятиях, не опуская на землю. Лицо его было в тени, но, казалось, он улыбался.
В его голосе прозвучала насмешка:
– Вы не забудете.
Он отвез ее домой на быстро мчавшемся автомобиле, помог ей выйти из него, низко поклонился и, стоя перед ней, сказал церемонно:
– Передайте мой привет миссис Тэмпест и ее милому сыну.
– Почему вы сами не подниметесь наверх, чтобы проститься с ними? – спросила Каро так же холодно.
Он рассмеялся:
– Я, пожалуй, зайду, миссис Тэмпест будет, вероятно, рада видеть меня.
Но никого не было дома: мать и сын были в театре. Гамид вскоре ушел и, остановившись на лестнице, в последний раз простился с ней.
Каро слышала его легкие шаги на мраморных ступенях, затем шум удаляющегося автомобиля. Она прошла в свою комнату и опустилась на кушетку, стараясь определить свои чувства после разноречивых впечатлений этого дня.
Отъезд Сфорцо, часы, проведенные с Гамидом эль-Алимом.
Она постаралась честно отдать себе отчет в своих переживаниях.
«Конечно, я безразлична к нему… Мужчины так легко увлекаются… Очень легко принять мимолетное увлечение за настоящее чувство. Я думаю, что даже женщины…» Но в душе она решила: «Мне не следует ехать в Египет» – хотя знала, что поедет наверняка.
Голос Тима позвал ее; она ответила, что сейчас же спустится вниз.
В гостиной раздавались звуки рояля; Рита пела романс Шумана со словами:
В предрассветных сумеркахцветут розы и горятвоспоминания о твоихпоцелуях.
Внезапно она вспомнила голос Гамида, спрашивавший в благоухающей темноте летней ночи: «Вы будете рады?»
Она глубоко вздохнула и вошла в ярко освещенную гостиную.
Глава 10
На следующий день все переменилось с неожиданной быстротой, как это часто бывает в жизни.
Заболел Тим.
Каро долго еще не могла забыть то чувство, почти походившее на зависть, с которым она вошла накануне в гостиную, где пела Рита. Рита и Тим были счастливы, а она нет. Она еще больше чувствовала свое одиночество, думая об их спокойной, счастливой жизни…
– Если Тим умрет, моя жизнь окончится, – говорила Рита на второй день его болезни. – О, я знаю, останется Барри, и я люблю его. Но Тим для меня все. Он так бесконечно дорог мне и заполняет всю мою жизнь! Хотя он уже взрослый, но мне он все еще кажется ребенком, бесконечно дорогим и любимым.
Они стояли на балконе. Внизу шумела оживленная улица, переполненная экипажами и автомобилями. Торговцы фруктов проносили полные корзины с золотистыми, спелыми апельсинами.
Бирюзово-синее небо сверкало в летнем зное, и жизнь кипела под ослепительными лучами солнца.
– О, если бы мы были в Лондоне и шел дождь! – сказала Рита беззвучным голосом, почувствовав резкий контраст между окружающим оживлением и собственным горем.
Она вернулась к постели Тима и опустилась на колени около него. Больной беспокойно ворочался на подушках, терзаемый лихорадкой. Рита послала за врачом, знаменитым специалистом по горловым болезням, и он вошел в этот момент, сопровождаемый молодым врачом, который опасался, что Тим болен дифтеритом. Знаменитый врач осмотрел Тима, затем, подняв голову, взглянул своими уставшими добрыми глазами на Риту.
Она хрипло спросила, покачав головой, словно от невыносимой боли:
– Значит, это правда?
Вошедшей Каро Рита беззвучно сообщила:
– Это дифтерит.
