Александра Турлякова - Берг
— Не подходите! Я закричу… Они найдут меня… Они…
Алдор метнулся так быстро, что она и договорить-то не успела, не то что закричать. Он закрыл ладонью её губы, а второй рукой с силой вдавил спиной в стену, зашептал в лицо:
— Молчи или я убью тебя… Издай только звук…
Быстро развернул к себе спиной и, зажимая рот ладонью, прошептал уже на ухо:
— Собирай, что тебе надо… быстро… — Она схватила плащ, одеяло; сунула ноги в деревянные башмаки, дрожала всем телом от страха и волнения. — Пошли! — приказал шёпотом и толкнул впереди себя.
Где же Корвин? Где он потерялся?
Собачий лай разрывал уши, уже в окнах дома были видны подъезжающие всадники. Быстрее! Всё надо делать быстро…
Он, стиснув девчонку пальцами за плечо, протащил её бегом через двор, влетел в конюшню. Слава Богу, Корвин был здесь и уже собрал лошадей и вещи.
— Быстрее! — скомандовал, ничуть не удивившись появлению их двоих, словно ждал уже давно.
Они вывели лошадей в поводу, прошли через заснеженные грядки и маленькое поле, во дворе уже хозяйничали чужие люди, надрывались собаки, кричала придавленная курица, кто-то смеялся громко и раскатисто. От этих звуков мурашки бегали по спине, казалось, что это уже погоня идёт за ними по следам. Тихая жизнь в лесу за эти дни научила их бояться людей и животных, особенно вооружённых людей и лошадей с рыцарскими сёдлами.
Корвин уже в лесу первым поднялся в седло, протянул руку девушке, скомандовал:
— Иди сюда…
Алдор подтолкнул её вперёд, заставил протянуть ладонь, и чуть подсадил в седло. Юбки собрались складками, задираясь вверх, открылись колено и голень. Корвин рывком расправил подолы юбок на платье и что-то пробурчал недовольное. Алдор не понял — садился в седло.
Отдохнувшие кони легко понесли всадников вперёд. Снег мягко подминался под копытами коней, хрустел влажно. Скоро должна была показаться дорога, но Корвин всё ещё боялся ехать по ней.
Наконец-то, они опять в дороге. С каждым шагом ближе к Лиону. Значит, скоро всё это закончится.
— Это за нами, да? — спросил Алдор, когда лошади немного поравнялись.
— Не думаю… — Корвин даже не взглянул на спрашивающего, смотрел на лес перед собой. — Они на охоту ехали… собаки… лошади… Видимо, барон Готт решил весело провести воскресенье…
— Я подумал, они за нами… — выдохнул облегчённо.
Корвин медленно перевёл взгляд на его лицо, и Алдор, словно смутившись, опустил глаза на лицо девушки.
— Хорошо, что ушли, что они не взяли нас… Нам бы долго пришлось объясняться… — голос Корвина был на удивление спокойным.
— Разнесут весь дом и скотину перетопчут…
Реплика Алдора не могла вызвать у Корвина ничего, кроме раздражения и насмешки.
— Это проблемы егеря…
Алдор чуть-чуть придержал лошадь, чтобы отстать немного, задумался. Вернутся егерь с женой, а в доме разгром, всех куриц конями потопчут и собаками передавят, хорошо, если ничего другого не тронут и не пожгут. Что это вдруг барону охотиться вздумалось? В воскресенье в церкви надо сидеть и молиться, а не с собаками по лесу бегать…
Было ещё рано, но со временем солнце стало выше над макушками деревьев, пригрело. Ожил лес, громче щебетали птицы, шуршали по веткам, перепархивая. Скоро они переберутся к людскому жилью. Останавливаться на привал не стали, просто сделали передышку, прямо в сёдлах съели по куску свежего каравая (Лисс только вчера его испекла). Алдор запихнул его в мешок, когда собирал одеяла. Больше запасов у них не было и денег тоже. Тронулись в путь. После обеда девчонка вновь начала кашлять и с каждым разом всё чаще и чаще. На щеках её появился румянец — давала знать недолеченная болезнь. Корвина злил её кашель, но он не говорил ни слова.
Они были в дороге весь день, ехали, пока ночь не наступила, и лошади не начали запинаться от усталости. Дорога их шла через лес, хотя немного впереди слышались собачий лай, ржание лошадей и громкие крики людей. Там проходил тракт. Ехали купцы, и погонщики гнали скот на рынок ближайшего города. Но им на этой дороге показываться было нельзя, даже учитывая то, что их, может быть, совсем не ищут. От глаз, от ушей подальше.
На ночь остановились прямо в лесу. Выбрали место, где огромная ива рухнула и стояла под наклоном, оперевшись на ближайшие две берёзы. Под ветками с не облетевшей листвой оказалось хорошее укромное место, не занесённое ещё снегом, с палыми прошлогодними листьями и пожухлой травой. От малейшего прикосновения к ней поднималась пыль, от неё першило в горле. Это ничего, главное не сидеть на снегу.
За обустройство ночлега Корвин взялся сам и делал всё быстро и чётко. Натянул на ветки и туго завязал два плаща, внутри постелил одеяло, оставил небольшую дыру спереди. Когда разожгли маленький костёр внутри, дым спокойно нашёл выход через ветви над головой. Места было мало, девчонку затолкали в самый дальний угол под ветки и притиснули к стволу берёзы. Сбежать оттуда было невозможно, и девушка вжалась спиной в шершавую кору, подтянула колени к груди и расправила подолы юбок.
Алдор определил на ночь лошадей, нашёл им место, заросшее пожухлым пыреем в человеческий рост. Наконец, все трое оказались в одном углу вокруг маленького костерка, где Корвин уже таял пыльный снег в кружке. На одеяле два куска хлеба — ужин на двоих, заложницу Корвин в расчёт не брал — самим мало. Алдор свой хлеб поделил на две части и одну отдал ей, она с самого утра ничего не ела. Корвин ничего не сказал на это, а может, сделал вид, что не заметил в полумраке.
Выпив по несколько глотков горячей талой воды, они укрылись одеялами. Корвин связал девчонке руки, чтоб не вздумала бежать или придумать что-либо. В темноте дотлевали угольки костра, уже почти не дающего тепла. Долго не могли заснуть — мёрзли. Алдор всё думал и думал, представлял дорогу, хотелось есть, в желудке урчало. С одной стороны кашляла девчонка, за спиной начал сонно сопеть Корвин.
Желая согреться, удержать последние капли тепла, Алдор ближе придвинулся к девушке, обнял вдруг её через плечи и грудь и спиной притянул к себе. Дочь графа окаменела враз, замерла всем телом и прошептала чуть слышно:
— Не надо… прошу вас…
— Я ничего тебе не сделаю… Так теплее…
Он ещё сильнее притянул её к себе и грудью, ногами угадывал теперь все изгибы её тела, горячего девичьего тела… По ней проходил озноб лихорадки, а сама она буквально пылала от жара.
Какое-то время они лежали неподвижно, и Алдор лишь чувствовал, как горячее дыхание едва касается его пальцев, стиснутых в замок на её груди.
— Мой отец… ничего не должен был сделать вам… Он… он хороший человек… Он строгий, но… Я знаю… — первой заговорила она срывающимся шёпотом, будто это их такое близкое состояние сейчас убрало вдруг все преграды между ними. — Он всегда заботился обо мне… Он строгий, но он… он всегда любил меня… Почему… Почему вы хотели убить его?.. Это граф Лионский вам приказал?..
