Вирджиния Нильсен - Пылкая дикарка. Часть первая
— Я нашел одну чудесную католическую семью в Тибодо, они предоставят ей кров, — сказал он мадам.
Мадам, забрав у Коко фартук, послала ее за небольшой коробкой, в которую она сложила свое новое платье и юбку. Когда Коко вернулась, она смахнула фартуком слезы, поцеловала ее.
— Я буду скучать по тебе, Коко.
Жак, взяв ее руку в свою ручищу, пожелал ей всего наилучшего. Коко поблагодарила их, но была слишком возбуждена и не могла притворяться. Она была вне себя от радости, что уезжает. Наконец-то она вступала в мир Ивана!
— Мне нужно попрощаться с месье Вейлем, — сказала она Ивану, когда он подсаживал ее в карету.
— У нас для этого нет времени.
— Но у него хранится мой браслет!
— Я куплю тебе другой. Мы должны успеть на пароход!
— На пароход! — с восторгом произнесла она.
— Мы едем в Новый Орлеан.
— Новый Орлеан! — Она была на грани паники — у нее перехватило дыхание. Так далеко? Ехать в совершенно незнакомое ей место? Туда, откуда бежали ее мать со своими соплеменниками и где ее не ждет благожелательный прием? Разве может она ради этого покинуть свои болота?
Из-за охватившего ее отчаяния она позволила себя подтолкнуть в карету. Иван, приказав кучеру гнать вовсю, прыгнул на подножку, потом сел рядом с ней, плотно закрыв дверцу.
Она с сожалением поняла, что ей уже не вернуть свое сокровище.
Как только карета тронулась, Иван, обняв ее, принялся страстно ее целовать.
Постепенно теплота его торопливых губ разогрела кровь, и это доставляло громадное удовольствие. Руки его ласкали ее. Ее тело знало, что ему нужно. "Значит, вот как это происходит", — думала она с удивлением и, подняв руки, погрузила пальцы в его шевелюру. Она была готова ехать с ним куда угодно, — даже в Новый Орлеан.
Иван начал расстегивать ее платье. Коко часто задышала:
— О, нет, не нужно, прошу тебя!
— Я купил тебе кое-что более удобное для путешествия, — шептал он, оголяя ее плечи. — Ничего, дорогая, не бойся, никто тебя не увидит.
Она, успокоившись, помогла ему снять с себя платье. Потом через голову надела темный дорожный костюм. Карета громыхала по изъезженной дороге. Руки у него были мягкие, ласковые, и они с помощью какого-то колдовства тут же воспламеняли ее в тех местах, до которых он прикасался. Когда она наконец облачилась в костюм, он снова осыпал ее поцелуями.
Когда они доехали до небольшой деревни на ручье Лафурш, щеки у нее горели от его поцелуев, и Коко чувствовала себя словно во сне от нахлынувшей на нее будоражущей чувствительности. Он протянул ей шляпу с темной вуалью.
— Ты ведь должна теперь носить траур, не так ли?
Она кивнула и позволила ему так прикрепить вуаль, чтобы она полностью скрывала ее лицо.
Кучер подвез их к такому большому дому, что она в удивлении не моргая уставилась на него. Этот подвергавшийся не раз ударам стихии дом поразил ее, она прежде ничего подобного не видела — окна громоздились над окнами, одна галерея возвышалась над другой.
— Ты здесь живешь? — спросила она, широко раскрыв глаза.
— Нет, — ответил он с улыбкой. — Это пансион, я снял в нем для нас комнаты, здесь мы можем подождать прихода парохода. Он прибудет завтра.
Чернокожая женщина с белой, скрывающей её волосы наколкой на голове встретила их на пороге и провела по лестнице на галерею, ведущую на верхний этаж. Они прошли через холл к двум смежным комнатам. Коко озиралась вокруг, не чуя под собой ног от счастья. В ее комнате не было ничего, кроме широкой резной кровати, шкафа, стула и умывальника с тазом и кувшином для воды, но эта скромная обстановка показалась ей верхом роскоши.
Когда негритянка, получив на чай от Ивана, вышла, он сразу, закрыв ставни и дверь, принялся целовать и без того распухшие губы Коко. Неторопливо раздел ее. На сей раз она не сопротивлялась. Он снял с нее юбку, которая соскользнула на пол так небрежно, что Коко, которая видела, как ее старательно гладила мадам, слегка его упрекнула.
— У тебя будет горничная, когда мы приедем в Новый Орлеан, — пообещал он. Взяв ее на руки, он осторожно уложил ее на кровать.
"Что это он сказал — горничная?"
Она не задала вслух этого вопроса, так как в эту минуту он сам раздевался. Коко была слишком поглощена тем, что видела перед собой.
Он лег рядом с ней и начал ласкать ей груди. Рука его заскользила по ее ногам, пальцы его теребили мягкую лужайку из темных волосиков, расположенную между ними. В это время он нашептывал ей слова любви и восхвалял до небес ее неземную красоту. Он часто целовал ее, и не только в губы, но и в такие места, которые вызывали у нее удивление. Он ласкал высокий подъем ступни, потом чмокнул в колено. Охватившие его эмоции разогревали ее, и Коко стремилась ответить на проявление страсти. Природные инстинкты подсказывали, какие нужно делать чувственные движения телом, чтобы полностью ответить на вызов.
На этот раз все было по-другому. То, что произошло, потрясло Коко и открыло неопытной девушке дорогу в мир чувственных наслаждений. Перед тем как заснуть, когда слабеющая прохлада дала ей понять, что ночь на исходе, уступая место рассвету, Коко осознала, что будет любить Ивана Кроули вечно.
Несколько минут Иван лежал рядом с ней с открытыми глазами. От испытываемого удовольствия он чувствовал себя, словно в тумане, но сейчас более ясно, чем прежде, представлял себе ожидавшие его преграды на пути в Новый Орлеан. Наверняка на этом небольшом пароходике, который отвезет их завтра в Дональдсонвиль, окажутся его знакомые. Вряд ли кто-нибудь из них видел Коко на причале, но даже если и видел, то никто не узнает рыбачку в разорванном платье в этой высокой и красивой молодой даме в черном платье, которое, хотя и вышло из моды, все же явно было доставлено из Парижа.
Однако в этом все же был определенный риск.
Хотя Коко разговаривала на кайюнском диалекте, она все равно не могла сойти за белую женщину. Ее экзотическая красота так отличалась от красоты темноглазых женщин-креолок, с их кожей цвета магнолии. За завтраком, который он распорядился принести в номер, Иван предупредил ее, что никто на пароходе не должен видеть их вместе.
— Почему? — спросила Коко. — Из-за Черного кодекса, да?
— Да, — сказал он с облегчением из-за того, что ему не придется объяснять ей законы, регулирующие расовую сегрегацию, включающую и отношения к индейцам.
— Мой отец с матерью поженились в соответствии с индейской традицией, — с невинным видом заметила она. — Для этого вовсе не нужен священник.
Ивану от этих слов стало не по себе. Вероятно, давала о себе знать совесть. Он явно сошел с ума! Отвечая Коко, он старался не смотреть ей в глаза.
