Наталия Вронская - Колокола любви
Также довольно часто ее общество составлял Владимир, который держался по-родственному, опекал ее, приносил разнообразные новости и рассказывал о городских происшествиях. Лизе было приятно его внимание, но он держался так корректно и холодно, что ей было не по себе. Перед ней будто был не тот открытый человек, которого она когда-то видела, а очень сдержанный и хладнокровный родственник: дальний, но полный благорасположения. Однажды ей показалось, что, когда Кирилл Михайлович особенно усердно проявлял свои чувства, Владимир рассердился, побледнел и с такой неприязнью посмотрел на своего приятеля, что Лиза изумилась. Что же это означало? Она боялась себе признаться в вещи очевидной, но совершенно неуместной в их положении. Ей показалось, что Владимир ревновал, но… Как он мог? Ревнуют, когда любят, а разве мог он ее любить? Ведь они были родственниками. Дальними, но все же родственниками… Их любовь, случись она вдруг, была бы беззаконной. Владимир не мог, никак не мог себе позволить такого! Да и она… Но что же она?
Девушка не признавалась себе в этом, она гнала всякую мысль о том, что Владимир ей приятен более, чем мог ей быть приятен брат или любой другой близкий родственник. Если бы это был любой другой человек, то Лиза тотчас же призналась бы себе, что влюблена. Но теперь… Теперь она пребывала в замешательстве и печали, не понимая, что с ней происходит.
Лиза сидела в совершеннейшем одиночестве. Несмотря на дождь, дядюшка с тетушкой отправились с обязательными визитами, а она, еще не вполне здоровая, оставалась дома.
— Елизавета Павловна!
— Кирилл Михайлович? — девушка изумленно посмотрела на гостя. — Вот уж никак не ожидала вас, — прибавила она.
— Как? — воскликнул Бунин. — Вы здесь в полном одиночестве, всеми покинутая?
Лиза рассмеялась его притворному возмущению:
— Да, одна! Но я вовсе не скучаю!
— Стало быть, я помешал вам? — огорчился поэт.
— Ни в коем случае! — Лиза протянула ему руку и весело посмотрела на него. — Будьте моей сегодняшней газетой и расскажите, что творится в свете.
— А разве Владимир вас не просветил уже о сегодняшних событиях? Ведь это его привилегия, как я успел заметить.
— Увы, нет…
— Какое упущение с его стороны!
— Так восполните его, — сказала Елизавета.
Кирилл Михайлович, приободренный столь ласковым приемом, стал пересказывать все городские сплетни и происшествия, которым был свидетелем со вчерашнего дня. Лиза смеялась его шуткам, расспрашивала всегда к месту и делала острые замечания, которые восхищали влюбленного поэта. Она и не подозревала, что их разговору уже был свидетель, не решавшийся войти и прервать их tete-a-tete. Владимир уже несколько минут стоял у дверей гостиной и не мог войти. Он слышал весь разговор от слова до слова. В нем не было ничего особенного, но Владимир отчего-то медлил, желая быть невидимым.
Поэт, увлекшись разговором и окончательно очарованный Лизой, внезапно остановился и проникновенно посмотрел на нее:
— Елизавета Павловна, я должен вам сказать…
— Что? — Девушка оборотилась к нему, ожидая очередной шутки или остроты.
— Елизавета Павловна… — Бунин вдруг неожиданно опустился перед ней на колени и, взяв ее руку, покрыл ее поцелуями. — Милая Елизавета Павловна!
— Кирилл Михайлович! — воскликнула пораженная до глубины души Лиза. — Позвольте! Что вы делаете?
— Простите меня, милая Елизавета Павловна, но я должен вам сказать… — пылко проговорил поэт. — Я более не могу молчать! Вы не могли не заметить, не могли не понять, что я люблю вас!
— Что? Кирилл Михайлович, перестаньте! Встаньте сейчас же! — Она боялась повысить голос, чтобы не привлечь прислугу в свидетели этой сцены.
Но один свидетель у них все же был. Владимир, услышав признание поэта, лишился дара речи и всякой возможности что-либо предпринять. Однако через секунду он опомнился и решился было войти, но остановил себя. В какое положение он поставит Лизу? Что, если она ответит Бунину взаимностью? Как он может помешать ей, ее счастию? Ну а если она откажет, то ей будет стыдно даже смотреть на него, на Владимира, если он станет свидетелем подобной сцены. И однако… Однако он едва держал себя в руках. Тоже мне друг! Стоило замешкаться, и вот он уже делает предложение девушке… девушке…
Тут Владимир опомнился. О чем это он? О своей родственнице, о своей почти сестре, о Лизе! О Лизаньке… Боже, о чем он думает? Что за мысли приходят ему в голову? Да и чем виноват Кирилл? Он имеет полное право влюбиться и просить руки его… сестры…
— Черт побери! — прошептал он сквозь зубы.
Страсти кипели в нем, и он чувствовал, что им овладело безумие!
— Елизавета Павловна, вы можете прогнать меня, но я должен признаться вам, должен изъяснить свои чувства! — говорил поэт.
— Какие чувства, помилуй Бог!
— Я люблю вас. Всей душой! Я молю вас — составьте мое счастие, сделайтесь моей женой!
— Да что вы, Кирилл Михайлович! — воскликнула Лиза. — Вы, верно, что-нибудь неправильно поняли. Я не подавала вам никакой надежды! — Она даже испугалась.
Что, если ей не удастся уговорить его успокоиться и остановиться?
— Не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь! Я не причиню вам более никакого беспокойства…
— Но я не люблю вас! Нет! — твердо и решительно сказала Лиза.
— Елизавета Павловна, — пробормотал Бунин.
— Встаньте сейчас же! — велела девушка.
Поэт поднялся, оглушенный ее властным тоном.
— Елизавета Павловна… — вновь начал он.
— Нет, теперь вы послушайте меня, Кирилл Михайлович, — начала Лиза. — Я весьма польщена вашим вниманием к моей скромной персоне…
Поэт сделал попытку что-то сказать, но Лиза прервала его движением руки.
— Но я не люблю вас, — продолжила она. — И прошу вас более никогда не говорить со мной о… ваших чувствах…
— Неужели для меня нет никакой надежды? — спросил поникший Бунин.
— Нет, — ответила Лиза.
Она ничуть не сомневалась в своих словах и действительно понимала, что для поэта здесь нет никакой надежды. Сердце ее было спокойно и холодно, когда она теперь смотрела на него и даже когда слушала его объяснение. Лиза только боялась, что он позволит себе лишнее, но теперь, когда поэт успокоился и она чувствовала, что он не преступит ее запрета, Лиза сделалась невозмутима и рассудочна. Нет, она не любила Кирилла Михайловича!
Более того, происшедшее показало ей самой природу ее истинных чувств. Она поняла, к кому стремится ее сердце, поняла и страшно испугалась. Что подумали бы люди? Что подумал бы и сам Владимир? Лиза не могла допустить и мысли, что он испытывает к ней то же, что и она к нему. Она, только она могла быть так испорчена! Недаром Ксения Григорьевна так была разочарована ею, так всегда твердила о ее дурном и своевольном нраве! Да, ей следовало уйти в монастырь! Определенно, только так и надо было поступить!
