Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви
– Почему?
– Потому, мой повелитель, что сейчас, в силу твоего нежного возраста, мы, твои советники, позволяем себе иногда подсказывать, направлять… Позже ты возьмешь всю власть в собственные руки. А если Клеопатра стала твоей женой, чтобы властвовать, она попытается влиять на тебя. И если у нее не получится, ей… Она захочет избавиться от соправителя, чтобы царствовать единовластно.
Птолемей Дионис нахмурился.
– Но я уверен, мой повелитель, что это не так, – быстро сказал Ахилл, едва сдерживая ликование. Семена упали в благодатную почву! Теперь главное – сдержаться и не заводить больше разговора на эту тему. Пускай Птолемей «дозреет» сам.
Спустя несколько дней после разговора с Ахиллом царь, словно невзначай, поинтересовался у Пофиния, как, по его мнению, царица относится к своему супругу.
– Ты должен проверить, мой повелитель, – евнух передернул жирными плечами; сказать, что он недолюбливал строптивую царицу, то и дело ставящую под сомнения все их решения, а то и запрещающую претворять их в жизнь, означало не сказать ничего – его наличие на соседнем с царским месте сильно осложняло жизнь Пофинию. – Такие вещи не спрашивают у окружающих, их выясняют самостоятельно. Если царица относится к тебе любовно – хотя бы как старшая сестра, – она будет исполнять свой супружеский долг. Если нет – берегись, мой царь, ее часть трона становится для нее тесной, и она хочет занять обе.
Мальчик снова задумался. Для Пофиния не был тайной его разговор с Ахиллом. Вояка недалек, но в данном случае сделал все как надо. Они соперники, но сейчас преследуют одну и ту же цель. Клеопатра, без сомнения, брату откажет, причем в явно резкой форме – достаточно просто увидеть, какими глазами она смотрит на брата, чтобы прийти к такому выводу. Остальное Птолемей Дионис сделает сам. И это будет просто замечательно.
Глава 9
Клеопатра проснулась от какого-то странного ощущения опасности.
Резко распахнула глаза, села на постели. Никого. Тихо. Но вот неспокойно.
За минувшие годы она слишком привыкла к тому, что в любой момент может произойти все, что угодно, и сейчас, когда, казалось бы, цель достигнута и ей принадлежит власть…
Принадлежит!
Клеопатра горько усмехнулась.
На самом деле власть принадлежит этому противному жирному евнуху с вывернутыми губами – Пофинию, старому похотливому козлу. И придурку Диодоту. И озабоченному Ахиллу, который, говорят, после… гм, происшествия больше не может любить женщин. Но он хоть и не лез к ней больше! А вот Пофиний…
Девушку передернуло от отвращения. Она уже очень хорошо понимала, чем евнух отличается от нормального мужчины, и тем противнее было ей, когда несколько дней назад это жирное животное огладило ее по заду влажной жирной ладонью.
Почему-то ей казалось, что для брата жирный евнух – не просто советник. Фу, гадость какая!
Впрочем – ей-то какое дело? Брата она не любила; вот если бы Пофиний полез к младшему Птолемею… Но тот – еще совсем малыш, за него пока можно не бояться. Его даже травить никто не будет – понятно, что семилетний ребенок ест только то, что ему дают, и без присмотра его никуда не отпускают; случись с ним что – на несчастный случай не спишешь.
Девушка зевнула. Надо спать. Но все-таки… какой-то звук… или движение? Неужели к ней в комнату пустили змею?
Змей она панически боялась с самого детства, испытывая помимо ужаса еще и брезгливость, и одновременно – чувство вины, ведь змея считалась священным животным.
Ковер на стене шевельнулся – или ей показалось?
Девушка изо всех сил зажмурилась. И почти сразу раскрыла глаза. Опасность, если она действительно существует, следует встречать с открытыми глазами. В конце концов, ей сейчас не пять лет, когда казалось, что если она как следует закроет глаза, то ее не заметят слуги Нехебкау. Который, кстати сказать, также обладал змеиной головой.
Когда не спишь и при этом дрожишь от страха, ночь кажется бесконечно длинной. Поразмыслив, она решила, что Ахилл сюда больше не сунется. Да ему и незачем – это она знает из проверенного источника. Диодот? Он труслив. Нет, в плане покушений на девичью честь ей больше ничто не угрожает. А вот убийцу могут подослать. Но если не спать, она услышит и успеет отреагировать.
Нет, убийцу подсылать не станут. Птолемею пока не нужны дополнительные сложности. А в народе может возникнуть недовольство. Нет, она не заблуждалась насчет собственной популярности: особой любви к ней народ не испытывает. Как, впрочем, и к ее хилому недоумку-братцу. Но насильственная смерть одного из двоих соправителей на данный момент чревата бунтом. Так что бояться ей, наверное, все-таки нечего.
Но разум говорил одно, а глупое тело продолжало трястись от страха.
Под утро измученная девушка все же забылась тяжелым, лихорадочным сном.
Второй такой ночи ей не выдержать. Не хватало еще сойти с ума от страха. Спать она будет при горящем светильнике. В конце концов, она царица – может позволить себе подобную прихоть. И пускай жирный евнух подавится от жадности – она имеет право жечь столько масла, сколько считает нужным.
Пламя масляной лампы не освещало почти ничего, выхватывая из темноты только небольшой круг, но девушке было намного спокойнее.
Но спала она чутко. И когда легкая занавесь, закрывающая вход в ее комнату, колыхнулась, пропуска внутрь худощавую фигурку, девушка проснулась и быстро приподнялась на лежанке.
Брат. Единокровный. Противный мальчишка, готовый лизать пятки жирному евнуху и относящийся свысока ко всем остальным.
– Чего тебе здесь нужно?
Мальчик остановился, а потом сделал несколько шагов вперед.
– Что тебе нужно здесь?!
Брат облизнул губы. На лбу его сиял громадный багровый прыщ, а глаза странно блестели.
Клеопатра вскочила, готовая дать отпор.
– Анубис тебя забери, что ты делаешь в моей комнате?!
– Я твой муж. И пришел тебе об этом напомнить.
– Я не забывала.
Она все еще не могла понять, зачем «милый братец» заявился к ней в покои среди ночи. Вернее – не могла поверить.
– А жена должна быть женой!
Он резко выбросил вперед руку и, наверное, от такой оплеухи девушка упала бы – если бы не была готова к такому повороту событий.
Она схватила руку единокровного брата и без особого труда вывернула: ее брат и соправитель был не по возрасту хил.
Тринадцатилетний, он выглядел едва на одиннадцать. Противный прыщавый мальчишка, возомнивший о себе боги знают что.
– Мы с тобой – брат и сестра, – Клеопатра постаралась говорить спокойно, при этом не забывая выворачивать руку братцу. – Родные брат и сестра.
