Маргарет Уэй - Опаловый кулон
— Все это он сделал по собственному усмотрению, не спросив меня. — Ей вдруг стало невыносимо находиться в одной комнате с ним. С этим мужчиной, который сломал ее.
Она чувствовала, что боится его. Боится того искушения, которое таят его руки и губы, его горящие глаза. Она никогда не была так доступна для мужчины. Благоразумно будет спастись бегством.
Одной рукой Ребекка откинула назад свои растрепавшиеся волосы, другой показала ему, чтобы он оставался там, где стоит.
— Я здесь чужая, — произнесла она, предчувствуя конец работы над книгой о Фи, конец своего пребывания в Кимбаре. Конец всему.
— Я тоже не понимаю, какой вам смысл оставаться здесь. — В его белозубой улыбке была ирония. Но вот что я вам могу сказать, и это по-настоящему меня пугает: не думаю, что кто-нибудь из нас согласится вас отпустить.
К полудню следующего дня гости стали трогаться в обратный путь. Ребекка, проснувшаяся очень поздно после нескольких часов беспокойного сна, подумала, что ей не придется встречаться с Бродом, потому что он должен был лететь с Кэмеронами.
Увидеть Брода сегодня было выше ее сил. Когда она наконец тихонько спустилась вниз, то заметила, что дверь в кабинет Стюарта закрыта, но из-за нее доносились отрывистые голоса отца и сына. На какую-то долю секунды ей захотелось убежать обратно в свою комнату. Значит, он не улетел обратно в Марлу? В каком-то смятении чувств Ребекка застыла на месте.
— Доброе утро, Ребекка. Не хотите ли позавтракать? — услышала она у себя за спиной голос Джин Мэтьюс, домоправительницы Кимбары.
Ребекка благодарно кивнула.
— Чая с тостом будет вполне достаточно, но позвольте мне самой обслужить себя.
— Честно говоря, моя дорогая, это меня спасет, — сказала Джин Мэтьюс. — Работы по горло. Идемте в кухню. Я тоже выпью чашечку с вами за компанию.
— Фи еще не встала? — спросила Ребекка, когда они вошли в огромную старую кухню, оборудованную так, что это удовлетворило бы самого взыскательного профессионального шеф-повара.
— Разумеется, нет. — Джин улыбнулась. — Думаю, у нее легкое похмелье. А вот мистер Кинросс и Бродерик продолжают жить так, словно ничего не произошло.
— Я думала, что Бродерик сегодня полетит обратно в Марлу, — сказала Ребекка, стараясь, чтобы ее голос звучал нейтрально.
— Я тоже так думала. — Джин кивнула, закладывая хлеб в тостер, пока Ребекка заваривала чай. — К сожалению, он никогда не остается надолго, но сегодня, как я понимаю, предстоит встреча с управляющим, Тедом Холландом. Между нами говоря, хотя Бродерик с отцом часто спорят — это все знают, Бродерик всегда участвует в принятии решений. Рано или поздно его заслуги будут признаны.
— Счастливой семьей их не назовешь. — Вздохнув, Ребекка залила кипятком душистый листовой чай высшего сорта, засыпанный в заварочный чайник.
— Вам не потребовалось много времени, чтобы это понять. — Джин поморщилась. — Хотя, скажу я вам, дети жаждали любить отца, но он отверг их любовь. Я с ними очень давно, так что знаю. Раньше я была няней. Фи не говорила вам? Я пришла к ним, когда мне едва исполнилось шестнадцать, работала прислугой. До сих пор не могу поверить, что миссис Люсиль больше нет. Она была настоящим ангелом. Я любила ее.
По выражению ее глаз можно было понять, что она не может сказать того же о хозяине дома.
— Я осталась ради детей. Из-за них просто сердце в груди переворачивалось. Я работала в подчинении у миссис Хэррингтон, моей предшественницы.
Вот уж была старая курица, скажу я вам, нагоняла на меня страху! Но отличная домоправительница, и готовила потрясающе. Она научила меня всему, что я знаю. Я до сих пор помню ее уроки и ее неприступный вид. Когда она ушла, мистер Кинросс попросил меня занять ее место. Сейчас все изменилось. Бродерик в Марлу, Элли в Сиднее. А ведь могла бы выйти за Райфа Кэмерона. — Тяжело вздохнув, Джин уселась за стол. — Но боюсь, что уже слишком поздно. Они были необыкновенно влюблены друг в друга, но собрать осколки прежнего вряд ли когда-нибудь смогут.
Глаза Джин затуманились, она сняла очки и протерла их.
— Я пыталась отговорить ее. И Бродерик тоже.
Райф ведь его лучший друг. Даже мистер Кинросс, похоже, расстроился.
— А вдруг они помирятся и снова будут вместе?
— Поверьте моему слову, дорогая моя, — вздохнула Джин, — в семье Кэмерон мужчины очень гордые.
— Но ведь еще никто не завлек Райфа к алтарю.
Лицо Джин просияло, и — И то правда.
Тем временем в кабинете Стюарта Кинросса было принято решение по последнему пункту повестки дня — об участии в предстоящем аукционе овец и крупного рогатого скота в Центральном Квинсленде. Брод встал, собрал целую кипу бумаг и стал ее подравнивать. Он остро чувствовал, что отец хочет еще о чем-то с ним поговорить. И не ошибся.
— Пока ты не ушел, Брод, — Стюарт Кинросс снял очки, которыми пользовался для чтения, и потер переносицу, — я хотел бы поговорить с тобой о том, что было вчера.
— По-моему, все прошло с большим успехом.
Другие тоже так считают, судя по тем неумеренным похвалам, которые я слышал.
— Я хотел спросить не об этом. — Стюарт Кинросс холодно смотрел на сына. — Ребекка дала мне понять, что попросила тебя убрать кулон в сейф.
— Правильно, попросила. Ты в это время был занят с гостями. Она только и думала, как бы избавиться от этой побрякушки, а ты об этом и не узнал бы. Хладнокровию Ребекки можно позавидовать.
— Мы можем хоть минуту поговорить серьезно? резко бросил Стюарт.
— Что ты хочешь от меня услышать, папа? Эта фарфоровая статуэтка — весьма твердый орешек.
— Ребекка — твердый орешек? Надеюсь, ты не сказал ничего такого, что могло бы обидеть ее?
— Разве я мог бы так поступить, папа? — Брод старался сохранять спокойствие. — Ты получаешь особое удовольствие, когда будоражишь людей. Я хочу знать, не удалось ли тебе сделать так, что она почувствовала себя неловко, надев кулон?
— Не удалось ли мне! — Брод шлепнул стопку бумаг на массивную столешницу. — Как оказалось, папа, это удалось тебе. Кулон и его история хорошо известны. Все знают, что оно предназначено для моей будущей жены.
Стюарт Кинросс оттолкнул назад свое огромное вращающееся кожаное кресло.
— Так ты полагаешь, что я слишком стар, чтобы думать о втором браке?
— Господи, папа! — Брод ударил кулаком по ладони другой руки. — Я бы и слезинки не пролил, женись ты на какой-нибудь из полудюжины женщин, которые были у тебя в прошлом. Некоторые из них были действительно приятными. Но Ребекка Хант абсолютно за пределами дозволенного. — От одной мысли об этом его обдало жаром.
Стюарт Кинросс холодно улыбнулся.
