Джейн Фэйзер - Изумрудный лебедь
Несколько минут Миранда ела в молчании. Потом встрепенулась:
— А где Чип? Он исчез.
— Господь милостив в своих неустанных заботах о нас, — пробормотал Гарет. — А я-то удивляюсь, отчего это наш завтрак такой мирный.
Миранда вскочила со скамьи и подбежала к окну, выходящему на улицу. Мимо проходил мальчик с коробом, полным пирожков, зазывая покупателей. За мальчиком следовал продавец овощей, толкая перед собой тележку с луком и капустой. Пожилая женщина чистила собачью конуру посреди двора. Она поспешила скрыться в доме, услышав предупредительный крик «Берегись!», и тотчас же из окна выплеснули содержимое ночного горшка.
Перед глазами Миранды развертывалась обычная для раннего утра уличная сцена. Чипа нигде не было видно.
Миранда вернулась к столу, но аппетит у нее пропал.
— Пойду поищу его во дворе, — сказала она.
Гарет кивнул и взял кружку с элем.
Пронзительный вопль заставил его вскочить на ноги. Он опрокинул кружку и уронил на пол нож. Гарет был на полпути к двери, ведущей в кухню, когда понял, что крик этот не человеческий. Уже в дверях он услышал, что к воплям обезьяны присоединились далеко не мелодичные крики Миранды. Она кричала с такой яростью, что он даже испугался.
Гарет ринулся через кухню, расталкивая кухонную челядь, столпившуюся у двери. Во дворе он остановился. Чип кричал оттого, что к хвосту его кто-то привязал горящую ветку. В панике он носился кругами по двору между столпившимися хохочущими увальнями, бросавшими камнями и конскими яблоками в обезумевшее животное и в девушку, тщетно пытавшуюся поймать зверька.
— Миранда, ты его не поймаешь, пока не перестанешь кричать! — Гарет рванулся вперед и схватил девушку за плечи. — Говори с ним спокойно!
— Но он сгорит! — крикнула она. По ее щекам струились слезы, лицо было белым, а губы бескровными.
Гарет бросился куда-то вбок, схватил ведро и выплеснул его на вопящую обезьянку. Потом ринулся на хохочущих оболтусов. В одной руке он держал шпагу, а другой расстегивал пояс. В мгновение ока Гарет оказался среди мужланов. Клинок описал в воздухе дугу. В другой руке Гарет держал тяжелый, с металлическими украшениями пояс, которым тоже размахивал изо всей силы. Теперь парни кричали не хуже обезьяны, пытаясь увернуться от ударов этого дьявола.
Они разбегались, визжа, как стадо испуганных свиней, сбивая друг друга с ног. Наконец Гарет прекратил колотить их. Он застегнул пояс, вложил шпагу в ножны и подошел к Миранде, немного успокоившейся и поймавшей наконец мокрого Чипа. Она сняла с его хвоста обугленную головню. Осматривая опаленную шерстку зверька, девушка баюкала его на руках.
Она подняла на Гарета заплаканное лицо, и он увидел ее сверкающие жаждой мести глаза. В голосе ее звучало настоящее торжество, когда она сказала:
— О! Вы их отлично проучили! Жаль только, что им удалось удрать!
Гарет сам удивлялся своему приступу ярости. Такого гнева он не испытывал много лет. Он чуть не убил их. Но спросил только:
— Как он?
— Шерсть немного обгорела. Он просто страшно испугался. Как они могли такое сделать? — Глаза ее снова наполнились слезами. — Я была такой глупой. Не могла догадаться, что надо окатить его водой… Но в голове у меня помутилось. Я не могла ничего сообразить.
— Ну, это едва ли удивительно, — ответил он, протягивая руку, чтобы отвести слипшуюся от слез прядь волос с ее щеки. — Неси его внутрь.
Обезьянка высвободила головку из рук Миранды и смотрела на своего спасителя блестящими глазами, в которых, как показалось Гарету, стояли слезы. Потом Чип что-то тихонько залопотал, протягивая тощую лапку графу.
— Он благодарит вас, — сказала Миранда, и Гарет. при всем свойственном ему скептицизме, был склонен ей поверить. — Теперь он всегда будет доверять вам и отныне станет вашим другом навеки, — добавила она.
— Как мне повезло! — пробормотал Гарет и был вознагражден слабой улыбкой девушки, после чего она снова принялась ласкать все еще дрожавшего Чипа.
Голова ее была склонена к зверьку, а сверкающие медью волосы разделены пробором на две ровные части. Гарет по привычке положил руку ей на плечо, побуждая войти первой. И загляделся на стройную шейку, открывшуюся его взору. Его рука невольно скользнула к шее, и пальцы прошлись по тонкой серебристой отметине в форме полумесяца, видной сейчас под волосами.
— Откуда он у тебя?
— Что?
Она подняла голову и попыталась посмотреть на то, что он показывает, через плечо.
— Да вот эта отметина. Это ведь шрам? Откуда он?
Он заставил ее снова наклонить голову, чтобы получше рассмотреть его. И вдруг кровь забурлила в его жилах. Миранда потрогала кожу на шее, пытаясь понять, о чем он говорит.
— Я не знаю, что это. Никогда его не видела. У меня ведь нет глаз на затылке, — добавила она со смехом, который не мог скрыть ее внезапного смущения. Она почувствовала его напряжение. У нее возникло неприятное ощущение, что она носит на коже какой-то уродливый знак, который принесет ей несчастье.
— Ты не помнишь, может быть, ты когда-нибудь упала и порезала шею?
— Нет, — она покачала головой, — такого не было. А что, это выглядит очень безобразно? — Она старалась изо всех сил скрыть тревогу, но голос ее дрожал.
— Ничуть, — последовал торопливый ответ. — Он совсем крошечный и почти не видим.
Он убрал руку. Она подняла голову, и волосы упали ей на шею, скрыв шрам.
— Пойдем. Нам пора собираться.
Но когда девушка, опередив его, вошла в здание гостиницы, он задержался во дворе. Это было нечто из ряда вон выходящее. Теперь он знал, что бродячая акробатка не просто двойник Мод.
Глава 5
Даже в это солнечное августовское утро городская тюрьма Дувра оставалась мрачным местом. В темную камеру из зарешеченного оконца под потолком проникал бледный лучик света. Мама Гертруда ходила туда-сюда по каменной темнице до тех пор, пока не поняла, что долгая холодная ночь наконец миновала. Она вздрогнула, поплотнее закуталась в шаль и еще раз пересчитала скрюченные фигуры на грязной соломенной подстилке на полу. Она делала это уже много раз, хотя отлично знала, что никто из ее товарищей по несчастью не мог просочиться сквозь толстые каменные стены.
Посередине камеры был расположен покатый вонючий сток, деревянное ведро в углу служило для отправления естественных надобностей. Больше в камере ничего не было.
Они все были здесь, ее актеры, все, кроме Миранды. Не в первый раз труппа проводила ночь в тюрьме. По обвинению в бродяжничестве или по подозрению в воровстве. На этот раз они попали сюда из-за Миранды. Миранды и ее обезьянки. Насколько понимала Гертруда, эта парочка вызвала переполох в городе, но каким-то образом ухитрилась скрыться от погони. А в результате всех артистов схватили как раз тогда, когда они собирались сесть на паром, чтобы отправиться обратно в Кале. И засунули в эту смрадную дыру, чтобы умиротворить разгневанных жителей Дувра.
