Лиза Клейпас - Обвенчанные утром
— Очевидно, что рана серьёзная, — перебила девушка, — и я не согласна с вашим планом. У меня есть предложение получше.
— Конечно, есть, — сардонически откликнулся он. — Маркс, хоть раз, вы можете сделать, как я прошу?
— Нет. И я не собираюсь оставлять вас здесь. Я сложу в кучу достаточно мусора, чтобы вылезли мы оба.
— Проклятие, да вы же ни черта не видите. И вам не под силу сдвинуть все эти брёвна и камни. Вы слишком маленькая.
— Нет нужды высказывать унизительные замечания в мой адрес, — заметила она, неловко поднимаясь и начиная осматриваться. Обнаружив самую высокую кучу обломков, она направилась к ней, выискивая по пути камни.
— Я и не собирался унижать, — голос Лео звучал раздражённо. — Для моего любимого занятия ваш рост абсолютно идеален. Но вы не созданы для того, чтобы таскать булыжники. Бросьте, Маркс, вы только поранитесь…
— Оставайтесь здесь, — резко скомандовала Кэтрин, услышав, как он отталкивает в сторону что-то тяжёлое. — Вы только разбередите рану, и тогда вытащить вас будет намного труднее. Дайте мне поработать, — обнаружив груду обтёсанных камней, она подняла один и потащила его к складываемой куче, пытаясь не порвать свои собственные юбки.
— Вы не достаточно сильны, — с трудом выдыхая слова, продолжал сердитым тоном Лео.
— Недостаток физической силы, — ответствовала девушка, принимаясь за следующий камень, — я восполняю решительностью.
— Какое воодушевление! А не могли бы мы на одно чёртово мгновение отставить в сторону героический дух и откопать немного здравого смысла?
— Я не собираюсь спорить с вами, милорд. Мне нужно поберечь дыхание для… — она замолчала, поднимая очередной кирпич, — сбора камней.
Спустя какое-то время у Лео зародилась туманная мысль, что ему не стоит больше никогда недооценивать Кэтрин Маркс. Шаг за шагом, таская камни и обломки, она показала себя самым упрямым человеком, которого он когда-либо знал. Наполовину слепая и путающаяся в длинных юбках, усердно снующая туда-сюда перед его глазами, она напоминала трудолюбивого крота.
Она решила соорудить насыпь, по которой они смогли бы выбраться. И её ничто не могло остановить.
Изредка она останавливалась, чтобы приложить руку к его лбу или шее, проверяя температуру и пульс. А потом вновь отходила.
Невозможность помочь ей сводила с ума, это унизительно — позволить заниматься женщине такой работой, да ещё и в собственном присутствии! Но каждый раз, когда он пытался подняться, у него кружилась голова и путались мысли. Плечо горело, и он не мог в полную силу пользоваться левой рукой. По лицу, заливая глаза, стекал холодный пот.
Должно быть, он на несколько минут потерял сознание, потому что следующее, что он почувствовал, были трясущие его, приводя в себя, настойчивые руки Кэтрин.
— Маркс, — запинаясь, протянул он. — Что это вы делаете?
У него возникло неверное впечатление, что сейчас утро, а она решила разбудить его раньше, чем обычно.
— Не спите, — беспокойно хмурясь, сказала она. — Я уже соорудила достаточно высокую кучу, чтобы мы смогли выкарабкаться. — Пойдёмте со мной.
Его тело словно налилось свинцом. Лео был потрясён своей слабостью.
— Через пару минут. Дайте мне ещё немножко подремать.
— Сейчас же, милорд, — она явно собралась донимать и изводить его, пока он не подчинится. — Пойдёмте со мной. Вставайте. Шевелись же.
Лео со стоном повиновался, раскачиваясь, пока не поднялся на шатающиеся ноги. Вспышка жгучей боли пронзила его от плеча до кончиков пальцев, неосознанно вырвав пару беспомощных проклятий. Странно, но Кэтрин не стала его упрекать.
— Сюда, — указала она. — И не споткнитесь, вы слишком тяжелый, чтобы я могла вас поймать.
Весьма раздражённый, но, понимая, что она пытается помочь ему, он сосредоточился на своих шагах и на сохранении равновесия.
— Лео — это сокращенно от Леонард? — вдруг поинтересовалась она, смутив раненого.
— Чёрт возьми, Маркс, я не хочу сейчас говорить.
— Отвечайте, — упорствовала она.
Он понял, что она пытается удержать его в сознании.
— Нет, — тяжело дыша, ответил он. — Лев. Мой отец увлекался астрономией. А Лев[12] — это… созвездие, в котором солнце пребывает почти в самый разгар лета. Самая яркая звезда отмечает его сердце. Регул[13], — он замолчал, сквозь пелену пыли изучая сооружённую кучу. — Неплохо. Вы весьма квалифицированный специалист. В следующий раз, когда я приму заказ на строительство… — он умолк, чтобы восстановить дыхание, — я порекомендую вас на должность подрядчика.
— Подумаешь! Вот если бы у меня были очки, — подхватила она, — я могла бы сделать ещё и приличные ступеньки.
Лео издал смешок.
— Идите первой, я — за вами.
— Держитесь за мои юбки.
— Боже мой, Маркс, эта самая приятная вещь, которую вы когда-либо мне говорили.
К тому времени, как они с трудом выбрались на поверхность, ощущения у Лео были такие, будто его кровь превратилась в лёд, рану разрывало от боли, а мозги превратились в кашу. И когда он свалился на землю, замерев в неуклюжей позе, он уже ненавидел Кэтрин, за то, что та заставила его совершить такое усилие, а он хотел всего лишь остаться в яме и отдохнуть. Слепило солнце, и он почувствовал жар и странную слабость. За глазами поселилась нестерпимая боль.
— Я приведу свою лошадь, — сказала Кэтрин, — И мы поедем домой вместе.
Перспектива взобраться на лошадь и ехать верхом в Рэмси-Хаус, угнетала. Но, столкнувшись лицом к лицу с безжалостным упорством Кэтрин, у него не осталось иного выбора, кроме как повиноваться. Очень хорошо. Он поедет верхом. Он будет сидеть в чёртовом седле, пока не испустит последний вздох, и Кэтрин появится в доме с трупом за спиной.
Лео сидел и кипел от злости, пока Кэтрин не привела лошадь. Гнев дал ему силы для последнего трудного броска. Он взобрался позади неё на коня, уселся и обхватил здоровой рукой её худенькое тело. Он держался за неё, дрожа от слабости. Она была маленькой, но сильной, и её спина стала надёжной опорой, которая удерживала их обоих. Всё, что сейчас он мог делать, это терпеть. Его возмущение испарилось, подавленное приступом боли.
Он услышал голос Кэтрин.
— Почему вы решили никогда не жениться?
Он опустил голову, приблизив губы к её уху.
— Нечестно задавать личные вопросы, когда я почти брежу. Я могу и проболтаться.
— Почему? — упорствовала она.
Она хотя бы понимает, что выспрашивает у него о той части его «я», его прошлого, которой он никогда и ни с кем не делился? Чувствуй Лео себя не столь жалко, он бы немедленно оборвал её. Но его обычные оборонительные рубежи были сейчас не более эффективны, чем разрушенная каменная стена, окружавшая руины особняка.
