Карин Монк - Чужая вина

— Пожалуйста, вернитесь в кровать, лорд Рэдмонд. Хейдон устремил на нее настороженный взгляд.

— Чтобы вы позвали констебля Драммонда и он мог забрать меня отсюда?

— Нет. Просто вы выглядите так, словно вот-вот свалитесь в обморок, а у меня едва ли хватит сил поднять вас.

— Я не могу здесь оставаться, — упорно стоял на своем Хейдон.

— Вы правы — не можете. Но вы не можете и уйти отсюда в таком состоянии. Вы ведь едва держитесь на ногах. Так что ничего не поделаешь, придется снова лечь в постель.

Он покачал головой.

— Если полиция войдет сюда…

— Не вижу никаких причин для возвращения полиции, — сказала Женевьева. — Констебль Драммонд хотел поговорить с Джеком, но узнал из этого разговора лишь то, что Джек не имеет никакого желания помогать властям. В каретном сарае, естественно, ничего не нашли. Полицейским нужно обыскать еще очень много мест. Думаю, они будут слишком заняты, чтобы возвращаться сюда.

Хейдон прислонился к кровати, стараясь дышать ровно. Каждый вздох давил на сломанные и ушибленные ребра. Если бы ему даже удалось выбраться из этого дома, то он едва ли смог бы сделать даже несколько шагов по улице. Да и куда ему было идти, когда весь город ищет его?

Безумно хотелось лечь на мягкий матрац и закрыть глаза.

— Прошу вас, лорд Рэдмонд. — Шагнув вперед, Женевьева откинула покрывало и разгладила простыни. — Обещаю, что здесь вы будете в безопасности.

— Откуда мне знать, что вы не собираетесь привести сюда констебля Драммонда, чтобы он арестовал меня, пока я сплю?

— Даю вам слово, что не сделаю этого. Но Хейдон упорствовал:

— Почему вы помогаете мне?

Женевьеве было понятно его недоверие. Никто из ее подопечных не доверял ей сразу, за исключением Джейми, который был совсем малышом. Она понимала, что доверие — весьма ценная вещь, которая не выдается по первому требованию.

— Вы помогли Джеку, а он теперь член моей семьи, — объяснила Женевьева. — Считайте, что это долг благодарности.

Но ей не удалось убедить Хейдона. Он покачал головой.

— На моем месте каждый поступил бы так же. Что тут особенного?

— Вы не правы. Для большинства людей Джек — обычный воришка, который заслуживает и тридцати ударов плетью, и голода, и всех прочих испытаний, которыми изобилует тюрьма. Многие бы предпочли, чтобы он вовсе исчез. Ни один человек в Инверэри не стал бы бросаться ему на помощь — особенно титулованный джентльмен вроде вас. — Она сделала паузу. Взглянула на его изможденное лицо и продолжила: — Но вы рискнули собой, чтобы помочь ему, лорд Рэдмонд, и поэтому я решила помочь вам.

— Это опасно, вас могут обвинить во всех смертных грехах, — напомнил он ей.

— Знаю.

Ее глаза блестели, щеки раскраснелись, а жесткая линия рта сияла теперь очаровательной улыбкой.

— Я останусь ровно настолько, чтобы восстановить силы, — наконец согласился Хейдон.

— Разумеется.

Хейдон неловко придерживал плед. Женевьева взяла Хейдона за руку, чтобы помочь ему лечь. Ощущение его разгоряченного тела заставило ее покраснеть снова. Как только он лег, она сразу же отпустила его руку.

— Вам нужно отдохнуть, — сказала Женевьева и накрыла его одеялом. — Попрошу Юнис принести вам поесть.

— Я не хочу есть.

— Все равно, вам необходимо подкрепиться. Хейдон закрыл глаза.

— Может быть, позже.

Он плотно сжал челюсти, на лбу обозначились морщины. Хейдон безумно устал. Боль не давала ему ни минуты покоя. Женевьева задернула занавеси на окне. В полумраке ему будет легче заснуть. «Надо все равно попросить Юнис приготовить бульон с гренками», — подумала она. Даже если он не хочет есть, пусть еда будет. Надо обязательно накормить его.

— Я никогда не сделаю вам ничего плохого. Женевьева повернулась и с удивлением посмотрела на Хейдона.

— Ни вам, ни вашим детям, — продолжал он, серьезно глядя на нее. — Даю вам слово, Женевьева. — Не дожидаясь ответа, Хейдон вновь закрыл глаза.

Женевьева стояла неподвижно, наблюдая, как он погружается в глубокий, тяжелый сон.

Потом она быстро вышла из комнаты, отлично понимая, что, несмотря на лихорадочные заверения лорда Рэдмонда, само его присутствие в этом доме подвергает ее и детей серьезной опасности.

Глава 4

— Клянусь пальцами святого Андрея, нет худшей работы в мире, чем потрошить скользкую вонючую рыбу, — жаловался Оливер, морщась от отвращения.

— Если бы ты меньше ворчал, работа была бы уже сделана, — огрызнулась Юнис. Бросив кучу рыбьих голов в ведро с холодной водой, тут же стала их мыть, засунув руки по локоть в ведро.

— Едва ли можно ожидать, что мужчина не будет жаловаться, когда его заставляют выполнять женскую работу, — отозвался Оливер, отрезая голову очередной треске. — Уверен, что ты тоже не обрадуешься, если я велю тебе наколоть дров, развести огонь в камине или почистить серебро.

— Ты не колол дрова уже три дня — с тех пор как узнал, что это единственное дело, берясь за которое Джек не кривит физиономию, — заметила Дорин, продолжая энергично чистить морковь. — Джейми и Саймон дерутся из-за того, кто будет следующим разводить огонь — для них это забава, а вчера ты убедил девочек, что если они почистят несколько серебряных вещиц, которые остались у мисс Женевьевы, то наверняка вызовут джинна, про которого Аннабелл читала в одной из своих сказок, — Она бросила на него насмешливый взгляд.

— Я просто хотел позабавить малышек, — заявил Оливер с невинным выражением лица.

— Ты пытался свалить на них свою работу, — поправила Юнис. — Я не возражаю, чтобы ты приучал детей к домашнему хозяйству, но так как тебе сегодня нечего делать, а я по уши в рыбьих головах и бараньих потрохах, то не вижу, почему бы тебе не помочь Дорин и мне приготовить три блюда к обеду и отнести еду его лордству. Клянусь святой Колумбой, я в жизни не видела, чтобы мужчина ел так много, — продолжала она, бросая рыбьи головы в огромный котел на плите. — Пробыл здесь всего три дня и уже умял две кастрюли бульона, четыре буханки хлеба, дюжину пресных лепешек, три сковородки картофеля с луком и весь ливер в телячьем рубце. — Юнис вылила в ведро с головами кувшин свежей воды.

— Ну ест — и слава богу. Это хороший признак, — заметила Дорин, яростно набрасываясь с ножом на очередную морковку. — Значит, ему лучше.

— Если его светлость столько ест, когда болен, то я и думать боюсь о том, сколько он съедает, когда здоров. — Юнис бросила в кастрюлю с супом несколько веточек петрушки, закрыла ее крышкой и проверила другую кастрюлю, где кипели бараньи потроха. Удовлетворенная процессом, она подошла к столу и стала раскатывать скалкой овсяные лепешки, которые собиралась поджарить на плоской чугунной сковороде, уже стоящей на огне. — Благодаря его светлости и Джеку к концу недели в кладовой ничего не останется.