Элизабет Торнтон - Добродетельная леди
Рейвенсворт выглядел пораженным.
– Неужели?
– О да, – ответила Брайони, придавая своему голосу интонацию вежливого безразличия. – Мы одна из очень старых фамилий.
– Лэнгленд? – переспросил Рейвенсворт. – Она саксонская?
Брайони покачала головой с легкой насмешкой.
– Нет-нет, не саксонская. Гораздо раньше всего этого.
Рейвенсворт подозрительно посмотрел на нее.
– И кто же тогда был ваш предок?
В глазах Брайони вспыхнул огонек.
– Думаю, его звали Адам.
– Адам Лэнгленд?
– Нет! Просто Адам. – На ее щеках появились ямочки. – Вы можете найти его в Библии.
Рейвенсворт легонько встряхнул ее.
– Вы несносная девчонка. Вы прекрасно знаете, что эта книга не очень мне знакома.
– Это меня не удивляет, – сухо парировала она.
Он прижал ее ближе и закружил с такой силой, что почти сбил с ног. Брайони изумленно открыла рот, и Рейвенсворт улыбнулся ей.
– Я предупреждал вас не стараться взять надо мной верх. Если вы не будете следить за своим языком, дерзкая девчонка, я непременно заставлю вас пожалеть об этом так или иначе.
– Из-за вас у меня кружится голова, – с трудом выговорила Брайони.
Он снова закружил ее, и она прильнула к нему, чтобы не упасть.
– Я хочу, чтобы у вас кружилась голова. – Его голос стал глубже. – Так же сильно, как она кружится у меня из-за вас.
Музыка закончилась, и Брайони попыталась освободиться из его рук, чтобы прийти в себя. Тогда он остановил ее, просунул ее руку под свой локоть и, не спрашивая ее мнения, объявил, что они должны пойти что-нибудь перекусить. Брайони покорно последовала за ним.
– Зачем вы привели меня сюда? – удивленно спросила Брайони. Только что они были в ярко освещенной столовой и готовились набрать в тарелки деликатесов с ломящихся от яств столов, и вот уже Брайони бесцеремонно ввели в маленький, слабо освещенный салон.
Рейвенсворт молча закрыл за собой дверь, и Брайони повторила свой вопрос:
– Зачем вы привели меня сюда? – Она посмотрела на него своими чистыми, спокойными серыми глазами.
– Потому что, – мягко ответил Рейвенсворт, – есть кое-что личное, что я бы хотел сказать вам, и у меня нет ни малейшего желания говорить об этом там, где есть любопытные уши.
– И что же это? – невинно поинтересовалась Брайони. Они стояли у порога, и Рейвенсворт взял ее за руку, твердо направив к дивану. – Пожалуйста, присядьте, – попросил он привычно властным голосом. Брайони села. Когда Рейвенсворт заглянул в глубину ее безоблачных доверчивых глаз, он вдруг понял, что произнести его предложение труднее, чем казалось вначале. Он начал довольно неуверенно:
– Мисс Лэнгленд... Брайони, вы, без сомнения, знаете, что мой отец, герцог, хочет, чтобы я удачно женился.
– Да, разумеется.
Рейвенсворт сделал протестующий жест.
– Это мой долг перед семьей и именем.
– Конечно, – с некоторым недоумением ответила Брайони. – По-моему, вы говорили мне об этом несколько раз.
Тогда его светлость начал, запинаясь, уверять даму, что, хотя она никогда не будет носить его имя, его сердце будет принадлежать ей вечно. Брайони слушала с нарастающим смущением, а маркиз беспокойно расхаживал взад и вперед и перечислял все выгоды, которые она получит, если согласится вступить с ним в связь.
– Связь? – робко повторила Брайони.
Маркиз сел рядом с ней и пылко взял ее руку в свои.
– Моя дорогая девочка, вы знаете мои обстоятельства. Я предлагаю вам мою протекцию. Я обещаю, что буду холить и лелеять вас, заботиться о вас. Вы будете моей настоящей женой во всем, кроме имени. – Он пристально посмотрел ей в глаза, по правде говоря, боясь ответа.
Брайони была уверена, что неправильно поняла. Она обратила на него свой прямой, чистый взгляд, и Рейвенсворт отвел глаза.
– Объясните мне простыми словами, милорд, чего вы хотите, – сказала она с напускным спокойствием.
Маркиз начал снова, стараясь облечь свои мысли в слова, которые смогут убедить ее, что глупо отвечать отказом на его предложение.
– И такая договоренность не является необычной там, где есть значительное неравенство в положении между мужчиной и женщиной, которую он желает. Но подумайте о собственном счастье! – убедительно продолжал он. – Вам уже больше никогда не придется быть бедной родственницей. Я очень хорошо обеспечу вас, Брайони, пожалуй, даже оформлю на вас имущество. Мне невыносима мысль, что вы проживете жизнь на милостыню других. – Ее спокойствие вселило в него уверенность. – Брайони, мы сможем путешествовать по Европе. Я отвезу вас в Грецию, а когда ваши родственники привыкнут к этой мысли, мы сможем обосноваться в Англии, в моем доме в Кенте. Думаю, вам там понравится.
Холодная ярость захлестнула Брайони. Она не могла поверить в слова, которые слышала.
– Но если бы я вышла замуж за кого-нибудь...
Он без колебаний прервал ее:
– Это в высшей степени сомнительно. Я не хочу показаться жестоким, моя дорогая, но как такое желание может осуществиться? Вы сирота без гроша за душой. У вас нет приданого. Ваш внешний вид и манеры не из тех, что могут завоевать светское общество. – Его голос просто излучал уверенность. – Вы же видели этим вечером, как ничтожны ваши шансы найти мужа. От мужчины требуется особая проницательность, чтобы оценить ваши необыкновенные качества. Я такой мужчина. Вы никогда не получите лучшего предложения, чем мое. Ради себя самой умоляю вас принять его.
– Правильно ли я поняла, лорд Рейвенсворт, что вы просите меня стать вашей любовницей?
Слова были сказаны тихо, но отчетливо, и в первый раз Рейвенсворт почувствовал беспокойство.
– Брайони, – решительно ответил он, – вы должны знать, что я не так думаю об этом.
– Значит, вы не просите меня стать вашей любовницей? – вежливо поинтересовалась Брайони.
Он немного раздраженно вздохнул.
– Если вы хотите называть это так, то да, прошу. Но для меня вы будете моей единственной настоящей женой.
– Ну да! Женой, которая на самом деле не жена. Будут ли у нас дети? – поинтересовалась она.
Он посмотрел ей в глаза.
– Если вы этого захотите.
– А вы этого хотите?
Он поднес ее несопротивляющуюся руку к своим губам.
– Да, – просто ответил он.
– Вы хотите подкинуть мне бастардов?
Его светлость покраснел от гнева.
– Брайони, я хочу, чтобы вы воздержались от таких грубых выражений! Они оскорбительны.
– Простите меня. Это недостаток всех квакеров. Я привыкла всегда говорить прямо.
Она выдернула руку из его теплых ладоней и встала со спокойным видом, хотя чувства ее были далеки от безмятежности. Ярость, уязвленная гордость и смятение кипели в ее груди. Когда она обратилась к нему, ее тон был просто уничтожающим.
