Барбара Картленд - Монетка на счастье
«Впрочем, не все ли равно, — резонно заметила она про себя, — все взоры будут устремлены на Берил. а про меня решат, я ее компаньонка, — так, в сущности, и есть на самом деле».
Обидно было, конечно, думать о бесчисленных красивых, элегантных платьях, висевших у матери в гардеробе; о привезенных из Лондона сундуках, полных драгоценностей, шарфов, перьев; о прелестных шляпках, для которых еле хватило комнаты по соседству со спальней; о туфлях, перчатках, роскошных зонтиках — Мэттьюс почти целый день все это распаковывала.
«Быть может, утром она будет добрее», — с надеждой подумала Клиона, засыпая. Однако утром миссис Уикем проснулась с головной болью, и трудно было втолковать ей, что в Рим нельзя ехать с непокрытой головой и босиком.
К счастью, вещи матери превосходно сидели на Клионе, только были немного широки в талии — миссис Уикем это крайне раздосадовало, и лишь благодаря настойчивости Мэттьюс она рассталась с несколькими парами перчаток и кое-чем из штопанного-перештопанного белья.
И еще Мэттьюс отыскала шляпу, которая подходила к дорожному костюму, и выбрала шарф для белого платья, она также сумела после долгих уговоров выпросить для Клионы несколько фунтов.
Старая служанка и ее подопечная перешли после этого в спальню Клионы и принялись укладывать вещи.
— Из этих денег вы себе муслина купите, — сказала Мэттьюс. — У мисс Берил славная горничная, добрая. Я ее знаю. Она вам сошьет несколько красивых новых платьев, а я тут к вещам добавила два шелковых шарфа, ваша мама вряд ли их хватится, разве что когда вы будете далеко, а тогда уж поздно, обратно не заберешь.
— Ах, Мэттьюс, может быть, следует их вернуть? — Мэттьюс не ответила, лишь поджала губы, и Клиона, зная, что старая горничная невысокого мнения о своей госпоже, воздержалась от дальнейших вопросов.
И лишь когда Клиона, встреченная Берил с распростертыми объятиями, распаковывала в Замке свои вещи, ей попалось еще много всяких мелочей — по-видимому, Мэттьюс тоже взяла их без разрешения. Клиона подумала, теперь поздно с этим разбираться, и, хотя ее слегка мучила совесть, ей было обидно и грустно, что мать не проявила особой щедрости и пришлось потихоньку брать то, что даже не было предложено.
Горничная леди Берил, худенькая, невзрачная, была, как и говорила Мэттьюс, на редкость добра и услужлива. Ее звали Голубка, что вовсе не подходило к ее внешности. Однако доброта ее воистину была необыкновенной и превзошла все ожидания Клионы.
— И вправду, мисс, с таким пятном не сладишь, — подтвердила она, увидев залитое вином вечернее платье. — Было бы у нас хоть немного этого атласа… Да только я вижу, атлас-то парижский, здесь не купишь, надо за море ехать.
— Что же теперь делать? — горестно спросила Клиона.
— Что-нибудь да придумаю, положитесь на меня, — успокоила Голубка.
Она была моложе Мэттьюс, но в ней чувствовались те же достоинство, надежность и преданность, и Клиона порадовалась, что гардероб ее в умелых руках.
— Спасибо большое, — поблагодарила она от души.
— И, мисс, про муслин-то вы не думайте, и покупать ничего не надо, — сказала Голубка. — Мисс Мэттьюс мне записочку прислала, что вы, мол, собираетесь купить, а у ее светлости муслин целыми штуками лежит. Я вам одно-два платья вмиг сошью.
— Спасибо, вы так добры ко мне, — сказала Клиона. — Не знаю, как вас и благодарить.
— Да уж ладно, мисс, — был притворно-сердитый ответ. — Жаль, платья ее светлости вам не годятся. Ну, тут ничего не поделаешь — они велики на вас будут.
— Нельзя злоупотреблять ее добротой, — заметила Клиона. — Я и так бесконечно ей обязана. И благодарна от души.
— Да уж тут она вас должна благодарить, коли хотите знать, — возразила горничная. — А то ведь пришлось бы за границу с кузиной ехать, с леди Эстер, — в клочки бы друг друга разорвали, словно две тигры.
— Мне очень приятно сознавать, что я могу избавить ее светлость от подобной участи, — искренне обрадовалась Клиона, хотя в то же время это замечание немало ее позабавило.
— И я рада, мисс. — Ответ прозвучал сухо, но Клиона чувствовала, что в лице горничной Берил она обрела друга и союзника.
Позднее, возвращаясь в Замок с охапкой нарциссов, которые нарвала в высокой траве за газоном, Клиона размышляла о том, как ей повезло и как все к ней добры.
— Я могу тебе чем-то помочь? — спросила Клиона в конце дня у Берил, когда они сидели и разговаривали в красном салоне, выходившем на розарий.
— Будет очень мило с твоей стороны, если ты нарвешь цветов для папиного письменного стола, — отвечала Берил. — Я всегда сама ставлю ему на стол цветы, но так случилось, что мне нужно срочно написать письмо.
В голосе ее звучало лукавство, и Клиона тут же задала вопрос:
— Можно я отгадаю, кому будет письмо?
— Не смей, ты точно отгадаешь, — ответила Берил, и вдруг лицо у нее погрустнело, уголки рта опустились. — Прощальное письмо, — добавила она.
— Он знает, что ты едешь за границу?
— Нет, конечно, не знает. Отец увез меня из Лондона, наслушавшись сплетен, где связывали наши имена. У меня была всего лишь минута написать Иану. Я послала слугу с запиской к нему домой, но его не было, он уехал в Нью-Маркет на скачки.
— Ты что-нибудь от него получила?
— Да, сегодня утром пришло письмо. Он пишет, что любит меня и будет любить вечно. — Берил вздохнула и села за свой письменный стол. — Но нам следует забыть друг друга. Я все прекрасно понимаю, только это будет нелегко.
— Бедняжка Берил, — тихо отозвалась Клиона, которой нечего было сказать и нечем помочь, и отправилась в сад за цветами.
Через полчаса она вбежала в салон, захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней, тяжело дыша.
— Что случилось? — Берил, поглядев на подругу, вскочила из-за стола и кинулась к ней. — Что с тобой случилось, дорогая? Ты, я вижу, бежала со всех ног.
Клиона положила руку на бешено колотившееся сердце, словно желая его успокоить. Она с трудом обрела дар речи и, потянув Берил свободной рукой к окну, указала на высокую фигуру незнакомца, неспешно шагавшего через розарий с букетом нарциссов в руке, и спросила:
— Это… это лорд Вигор?
— Лорд Вигор? — изумленно отозвалась Берил. — Конечно, нет. Это Сильвестр — лорд Рейвен. Я думала, ты его знаешь.
— Лорд Рейвен? — Клиона в ужасе приложила ладони к пылающим щекам. — Боже милостивый, я и представить себе не могла, что это он! Ах, Берил!
— Что он натворил? Почему у тебя такое лицо?
И тут Клиона ясно поняла, что нельзя рассказывать подруге о вчерашней выходке ее нареченного. Нельзя рассказывать о том, как он принял ее за работницу с фермы и велел открыть ворота.
