Мишель Маркос - Секреты соблазнения
От одной только мысли об этом Серена побледнела.
— Вы имеете в виду, что собираетесь ночевать в этой комнате?
— Да.
— И у вас будет неограниченный доступ в мою спальню?
— Да.
— В любое время, когда захотите?
— Если возникнет необходимость.
— А что, если я буду не одета?
Его лицо исказила злорадная улыбка.
— Тем лучше.
Она не знала, что делать: рассмеяться ему в лицо или дать пощечину?
— Я не согласна. Это предложение не только вопиюще непристойно, но и нанесет непоправимый урон моей репутации. Что подумают люди?
— Пусть думают что угодно. Я защищаю не ваше доброе имя, а вашу шкуру.
— Мистер Слейтер, это не обсуждается. Вы будете ночевать в комнате для прислуги, а когда мне это понадобится, я пошлю за вами.
Он скрестил руки на груди, на глазах превращаясь в неприступную крепость.
— Мисс Марш, наверное, вы просто не понимаете серьезность вашего положения. Кто-то угрожает вам, хочет убить. А там, откуда я родом, подобными угрозами не бросаются просто так, ради красного словца. Наступили трудные времена, и те, кто задумал причинить вам вред, могут объявиться в любой момент. Ваш отец не в силах защитить вас самостоятельно, поэтому он обратился ко мне. И хотите вы того или нет, распоряжаться здесь буду я.
Властность словно была его второй натурой. Но Серена не собиралась выслушивать угрозы от слуг.
— Мистер Слейтер, я не позволю, чтобы меня оскорбляли и понукали, как колониальную рабыню. Может, вы и должны меня защищать, но я не допущу, чтобы вы были моим тюремщиком.
Она проскользнула мимо него прочь из спальни.
— Куда это вы направляетесь?
— Убедить отца спустить с вас шкуру.
Глава 11
Казалось, вся тяжесть мира давит ему на плечи.
Эрлингтон сидел в стуле у окна, подставляя холодному утреннему бризу горячую голову. Из окна мир казался таким спокойным. Ветер разогнал облака, и густая зеленая трава блестела в лучах восходящего солнца. Далеко на лугу паслись овечки, и на несколько миль вокруг раздавалось лишь их тихое блеяние. Прекрасная страна, простая и естественная.
Но некоторые люди не будут счастливы, пока кровь солдат не оросит землю.
Эрлингтон сделал большой глоток из стакана с бренди, который держал в руке. Выпивка никогда не приносила ему облегчения, так что пил он совсем мало. Но сегодня, когда весь мир ополчился против него — а теперь еще и против его дочери, — вероятно, выпивка сможет унять тревогу и позволит ему мыслить ясно.
— Там ничего нет.
Эрлингтон обернулся на голос и прищурился. Он увидел экономку, худую женщину с густой копной медно-рыжих волос.
— Простите?
— Что бы вы ни искали, вы не найдете это на дне стакана.
Эрлингтон улыбнулся. Он и сам это знал. Но когда тебя укоряет прислуга, это уж совсем невыносимо. В Англии домашние слуги никогда не осмеливаются заговорить первыми. Тем не менее, за все время пребывания в замке он впервые услышал голос этой женщины.
Сейчас экономка на него уже не смотрела, занятая своим делом — она ставила на поднос кружки, собираясь унести их. Как же ее зовут?
— Обычно я не пью.
Миссис Уокер? Миссис Токер?
— Да, не пьете. Тем более не стоит начинать сейчас.
Эрлингтон подавил раздражение, которое вызвала у него фамильярность женщины, поскольку хоть это и нарушало правила поведения, то, что она говорила, было верно.
Он поставил стакан на стол рядом со стулом.
— Вы правы, конечно. Спасибо.
Она подошла, чтобы забрать стакан.
— Всем видно, что вы напряжены, как кожа на ирландском бубне. Еще один стакан, и от вас будет столько же шума, как от этого ужасного инструмента.
Он улыбнулся:
— Я больше не буду. Спасибо, что пытаетесь защитить мое доброе имя.
Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза рукой. В окно ворвался порыв ветра, мягко обдувая кожу лица.
Прошло несколько мгновений. Не чувствуя никаких движений, он открыл глаза. Экономка все еще стояла за его стулом, придерживая поднос на бедре и глядя на него.
— Так отчего вы повесили нос?
Не веря своим ушам, Эрлингтон моргнул. Это что-то из области фантастики — вести разговор с экономкой. Он впервые одарил ее долгим взглядом. Она была красива, и хоть ей было хорошо за сорок, она еще хранила следы былой красоты. Как у многих ее соотечественников, у нее были невероятные синие глаза, в которых читались отвага и проницательность. Вокруг глаз образовались мимические морщинки, щеки утратили юношескую пухлость, но губы остались крупными и чувственными. Настоящее украшение для женщины зрелых лет.
— Я всего лишь немного задумался, вот и все.
— Больше похоже на то, что вы малость напуганы.
Ему действовало на нервы, что она так легко читает его мысли. После долгих лет в политике Эрлингтон был уверен, что умеет скрывать свои эмоции. Впрочем, кажется, экономка своим замечанием не хотела его задеть. Она выглядела действительно заинтересованной. А он был по-настоящему взвинчен.
— Да, и это тоже.
Признав свою слабость, он больше не мог смотреть ей в глаза и опустил взгляд на ее натруженные руки.
— Но почему? — спросила она.
Он глубоко вздохнул.
— Потому что я боюсь за вас, шотландцев. И за англичан тоже. Хочу, чтобы пришел конец мятежам. А совет этого не хочет.
— О, не берите в голову. Дюжина жителей Северного нагорья и волынка — это уже бунт. Они скоро придут в себя.
— Несомненно, несомненно, — с притворной веселостью сказал Эрлингтон. — Просто до тех пор у меня голова все же будет идти кругом. Но все скоро наладится. Спасибо.
Несмотря на этот вежливый ответ, экономка не спешила уходить. Эрлингтона просто поражала ее дерзость.
— Вы беспокоитесь гораздо больше, чем показываете, верно?
Ее голос звучал еле слышно. Но то, что надо, он услышал. Другая человеческая душа распознала его боль и хотела ее облегчить.
— Да, это так.
Его горло сжалось, когда он понял, как сильно хотел освободиться от бремени этой ужасной правды.
Она поставила поднос на чайный столик, скрестила руки на животе и молча ждала, когда он заговорит.
Он вздохнул:
— Сколько я помню, моя страна была ввергнута в пучину войны. Когда я был мальчиком, мы сражались с американскими колониями. Затем бились с ирландцами. Затем — с французами. Я едва могу вспомнить время, когда мы ни с кем не воевали. Я пришел в политику со страстным желанием принести мир Англии. Возможно, это несбыточная мечта. Но я думал, мы достигнем цели, если сильно захотим. Так что когда я стал уполномоченным послом в Соединенных Штатах в одиннадцатом году, я верил, что мне выпал счастливый шанс показать миру, что Британия не такая уж ужасная воинственная страна. Я вступил в переговоры с президентом Мэдисоном, и я верил, что мы достигнем мирного договора между нашими правительствами. Но мне так и не удалось понять решение Англии. В интересах достижения мира я пошел на компромисс, презрев распоряжение правительства… И наверное, отступил от слишком многих наших позиций. Меньше чем через год король отозвал меня, и Соединенные Штаты объявили Британии войну. Я провалил свою официальную миссию — и личную тоже.
