Кэтрин Коултер - Хозяин Вороньего мыса
Наконец-то он услышал ложь, однако вначале она попыталась сказать правду. Меррик приподнял брови:
– Ты зарыла клад – как раз на такой случай?
– Не смейся надо мной, викинг. Не тот ты человек, чтобы понять меня.
– Не тот человек? А ведь ты сказала, я не такой, как другие.
– Все равно, ты – викинг. Ты – воин, хотя и купец, и без колебания убьешь человека, если его смерть выгодна тебе. Я ничего не имею против таких, как ты, и знакома с викингами куда лучше, чем ты можешь себе представить, к тому же за последние два года я достаточно повидала мир и поняла, что надо мириться с обычаями своих хозяев, если не хочешь быть забитой до смерти и выброшенной в канаву.
– Значит, у тебя есть родные, которые выкупят тебя, если только ты сумеешь послать им весточку? У тебя есть родные, которые хотели бы вернуть тебя домой? – Меррик задумчиво уставился на свои босые ступни, широкие, загорелые и сильные, как и его руки. Наклонившись, он поскреб мизинец на ноге.
Ларен уже заметила, что, забираясь в ладью, викинги снимают с себя обувь, складывают ее в ларец, служащий им для сидения.
Меррик медленно продолжал, не поднимая глаз:
– Странное дело Ты стараешься ни о чем не рассказывать, боишься, что я пошлю эту весть, а она попадет в руки врагов. – Теперь он посмотрел прямо в лицо Ларен и увидел, как побелели ее губы. Наверное, стоило бы сломить ее упорство и заставить выложить все начистоту, но если он сам сумеет нащупать истину, то без труда сможет прочитать подтверждение своим догадкам на лице Ларен.
Меррик ничего не добавил к этим словам, отвернулся и заговорил со старым Фирреном. Немало минут протекло, прежде чем он вновь обратился к Ларен, и она даже вздрогнула от неожиданности, потому что успела глубоко погрузиться в свои мысли.
– Имя у тебя странное – Ларен. Где ты родилась? Она уже очень устала и ответила только:
– Далеко от Киева.
– А далеко ли от Норвегии? От Британии? От Ирландии?
– Не твое дело.
– Он предпочел встретить очередную дерзость улыбкой. Что ему еще оставалось – разве что свернуть Ларен шею.
– При солнечном свете твои глаза кажутся скорее серыми, чем голубыми.
– Ты хочешь знать, обычен ли такой цвет глаз для моих мест? Да, вполне обычен. А вот твои глаза, Меррик, синие, словно небо в весенний день, слишком ясные и чистые, в них, должно быть, таится обман. О да, в глубине голубых глаз скрывается ложь, они помогают тебе притворяться, честно глядя в лицо человеку. И такие глаза у всех людей твоей страны. Вон, взгляни на Олега. Его глаза чуть темнее, но разница невелика.
– У Рорана глаза черные.
– Это тот одноухий? Он похож на араба. Его не примешь за викинга.
"Похож на араба”, – мысленно повторил Меррик. Где же она побывала, прежде чем попасть в Киев? В Миклагарде? В Халифате или даже в Булгаре?
– Он, конечно, не из числа твоих соплеменников.
– Роран родился в области данов, возле Йорка. Мать его из народа саксов, но отец был норвежским купцом.
Ларен кивнула. Похоже, она знакома с областью данов или по крайней мере слышала о ней.
Олег окликнул его:
– Меррик, Эллер что-то учуял.
– Что это значит? – удивилась Ларен.
– У Эллера нос волшебный. Садись рядом со мной и держись крепче, мы должны как можно скорей выплыть на середину реки.
– На берегу никого нет. Никого и ничего.
– Это неважно. Один раз я не поверил чутью Эллера, и это дорого мне обошлось. Больше я с ним не спорил. Сиди тихо и пригни голову.
Мужчины замолчали, изо всех сил стараясь вывести ладью на стремнину, дабы поскорее уйти от зловещего запаха, который коснулся колдовского носа Эллера. Когда они достигли середины реки, поднялся ветер, и гребцы потуже закрепили огромный парус из грубого сукна; яркие полосы черного, зеленого и золотого цвета играли в лучах полуденного "света. Четверо викингов натянули линь, удерживая его, когда ладья поворачивала к ветру, и отпуская, если парус чересчур отклонялся от попутного ветра.
Ларен оглянулась и увидела, что берег уже усыпан людьми: туземцы потрясали копьями и камнями. Выглядели они крайне недружелюбно, но, разумеется, напасть на быстро проплывавшую норвежскую ладью они не могли.
Ларен откинула голову назад, жадно вдыхая речной воздух. Она понимала, что Меррик дразнит ее, однако рассказать ему свою историю не отважилась. Он и так слишком приблизился к отгадке, и это страшило Ларен. Нет, она сама решит, что и как должно произойти, она одна отвечает за будущее – свое и Таби. Сейчас, когда свежий ветерок охладил пылающий лоб Ларен и ее веки вновь сомкнулись, она почувствовала себя свободной. Быть может, воля и впрямь уже не за горами – и для нее, и для Таби.
Она оглянулась на своего братишку, который пристроился на коленях у Клива, прижавшись к его груди. Посмотрев на шрам, уродовавший лицо Клива, Ларен вновь призадумалась, почему жестокая хозяйка так изувечила своего раба. Чем он обидел ее? А ведь если бы не этот рубец, Клив был бы красивым юношей, у него прекрасные золотые волосы и бронзовая кожа, он широко, весело улыбается, у него такие же крепкие и белые зубы, как и у северных воинов.
Нахмурившись, Ларен уставилась в спину Меррику. Ветер уже улегся, мужчины опять взялись за весла. Меррик такой высокий и наверняка очень сильный. Он греб, раздевшись до пояса, бросив рубаху себе на колени, обнажив загорелую спину, мускулы на его руках вздувались от избытка здоровых молодых сил, плечи блестели от пота и солнца. Ларен повидала за последние годы немало мужчин – и стариков, уже клонившихся к могиле, и юношей, преждевременно достигших власти, и тех, чье тело и дух сломило рабство, и жирных, как Траско, не способных даже ложку поднести ко рту.
Спору нет, этот Меррик красив. Его сильное, складное тело казалось безупречным, и притом не тяжелым, а, скорее, даже худощавым. И лицо у Меррика приятное, строгие черты, выступающий вперед подбородок выдает решительность и упорство. Он, должно быть, упрям, как лесной кабан, отметила Ларен, что неплохо, если хочешь выжить в этом мире.
И все же он – викинг, такой же, как другие викинги, хотя Ларен и не знала, что за порода мужей водится в Норвегии. Она сказала, что Меррик – особенный, и верила в это. Она никогда не видела человека, равного ему, но это еще не значит, что на его слово можно положиться. Кое-чему Ларен научилась за два года. Она прекрасно различала предательство и вероломство и сразу чуяла запах лжи. Когда дело касалось людской жестокости и эгоизма, нос Ларен не уступал колдовскому носу Эллера, и потому она научилась осторожности. Пусть дураки доверяют каждому встречному, она давно исцелилась от глупости.
И все же этот человек спас ее, и Таби, и Клива. Да, по он так и не сказал, что собирается сделать с ними.
