Кэрол Мортимер - Жестокость любви
— Может, вы объясните? — спокойно попросил он старика.
— Все было, как Хенли говорит, ваша светлость. Пока мы сидели внизу, вкушали поздний ужин, кто-то вошел в дом и поднялся в спальню ее милости.
— И?..
Старик поежился.
— И теперь в комнате все вверх дном, ваша светлость.
Брови Руперта полезли вверх.
— Вы сообщили властям?
Дворецкий замялся:
— Еще нет, ваша светлость.
— Почему нет? — помрачнел Руперт.
— Ну, я… — Мужчина покосился на Пандору, которая тихо беседовала со служанкой. — Мы обнаружили это всего несколько минут назад, ваша светлость, и, кроме всего прочего, я не уверен…
— Думаю, на сегодня достаточно разговоров, — объявила Пандора. Узнав от Хенли, что именно произошло в ее отсутствие, во всех неприятных подробностях, она не желала обсуждать эту тему в присутствии Руперта. Он и без того слишком осведомлен о ее личных делах.
Ей определенно не хотелось, чтобы Бентли открыл излишне любопытному господину причину, по которой он не вызвал полицию. Дворецкий не был уверен, захочет ли она привлекать посторонних.
Пандора повернулась к слуге:
— Бентли, уведи всех обратно в кухню и выдай им немного бренди, чтобы успокоить нервы.
— Но сначала принесите графин с тем же напитком и два стакана в голубой салон ее милости, — приказал Руперт, взяв Пандору под руку. — Вы бледны, мадам, — пресек он ее возражения против крепкого алкоголя.
Ну, может, оно и так… Но она думала, надеялась… Да какая разница, о чем она думала и на что надеялась, если события сегодняшнего вечера доказали обратное?
— Делайте, как сказал его светлость, Бентли, — устало проговорила она, прекрасно понимая, что этот настырный джентльмен не уйдет отсюда, пока она не предоставит ему более-менее удовлетворительное объяснение.
Хотя до сих пор она не знала, что именно хочет и намерена ему сообщить…
Глава 6
— Я жду, Пандора, — напомнил ей Руперт.
— Чего вы ждете? — Она невинно поморгала, ее белоснежный лоб нахмурился.
Он налил ей бренди и теперь стоял у нерастопленного камина. Пандора, которая так и не притронулась к напитку, сидела на софе по другую сторону очага. Оба избавились от вечерних накидок и шляп при входе в гостиную, и Бентли унес их.
Руперт снова наполнил опустевший стакан и только после этого ответил:
— Объяснений конечно же.
Она приподняла брови.
— Я вас не понимаю…
— Предупреждаю, Пандора, — оборвал он, и она тут же насторожилась. — Я не приветствую, когда мне лгут.
— Мало кому это нравится, — прощебетала она, пригубив бренди и тут же поморщившись.
— Особенно я не приветствую, когда мне лгут женщины, — добавил он.
— Это касается всех женщин или существует исключение? — Она поставила полупустой стакан на низкий столик.
Руперт поджал губы, сочтя ее иронию неуместной.
— К тому же, полагаю, вы найдете меня более… покладистым, если перестанете отделываться саркастическими замечаниями.
— Может, я и не испытывала бы в этом нужды, если бы знала, что именно вы желаете от меня услышать? — промурлыкала она.
— Правду, мадам!
Пандора пожала плечами:
— Я по опыту знаю, что у каждого своя правда… Руперт! — Она задохнулась от возмущения, когда он схватил ее за плечи и склонился над ней так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от нее.
— Пандора, вы не удивились и не пришли в ужас, услышав, что кто-то незаконно проник в особняк, пока вы наслаждались оперой. Вы также до сих пор не поднялись к себе в спальню, дабы проверить, не пропало ли что. Почему? — Голос его стал шелковым и вкрадчивым и от этого еще более пугающим.
Она судорожно сглотнула.
— У меня были другие, более неотложные заботы.
— Более неотложные, чем проверить, не украдены ли ваши драгоценности? — с нажимом произнес он.
Пандора чуть не рассмеялась при мысли о том, что у нее могли что-то украсть. У нее ведь ничего не осталось. Практически ничего. Нависший над ней Руперт так разъярился, что ей ничего не оставалось, как только продолжать смотреть ему в глаза.
— У меня будет достаточно времени, чтобы подняться наверх, когда вы уйдете.
— Этого еще надо дождаться, ибо я не намерен никуда уходить, пока вы не объясните мне сложившуюся ситуацию, — заверил ее герцог.
— Нет никакой ситуации, — взвилась она. — Видимо, неизвестный человек или люди вошли нынче вечером в мой дом, расстроили мою горничную и переполошили прочих домашних. Вот и все, что мне известно на данный момент.
Руперт еще несколько секунд смотрел в невинные глаза, но так и не смог в них ничего прочесть.
Ох уж эти прелестные, колдовские глаза! Будто два глубоких темно-фиалковых колодца. И такие загадочные…
Черт, сейчас не время отвешивать комплименты ее глазам, как, впрочем, и всем остальным прелестям!
Руперт отпустил ее и резко выпрямился, но продолжал надменно взирать на нее сверху вниз.
— Я сейчас же поднимусь с вами наверх.
— Это вовсе не обязательно.
— И все же я намерен сопроводить вас в ваши покои. — Он подозрительно прищурился, увидев на ее личике испуг. — Чего вы боитесь, Пандора?
— Ничего я не боюсь! — Она неожиданно вскочила, на щеках вспыхнули два ярких пятна. «От злости», — решил он. — Очень хорошо, можете подняться со мной на второй этаж, если вы настаиваете. Хотя не понимаю, что вы рассчитываете там найти! Может, любовника? — фыркнула она.
Руперт не забыл, что свет выдвигал против этой женщины обвинения в неверности мужу, которым он не придавал никакого значения год назад и которые теперь интересовали его еще меньше, когда он познакомился с ней лично. Нет уж, если он захочет услышать правду, то исключительно из ее уст!
Была в Пандоре Мейбери какая-то отрешенность? Может, холодность, которой она намеренно окружила себя, чтобы отгородиться от обидных сплетен, а он любыми средствами пытался пробить эту стену с того самого момента, когда впервые увидел ее.
— Отчего-то я сильно сомневаюсь в наличии любовника, — улыбнулся он.
— Неужели? — с вызовом посмотрела она на него.
Руперт снова улыбнулся ей:
— Да.
Пандора одарила его ледяным взглядом.
— Тогда вы единственный, кто убежден в этом.
— Я же говорил, что никогда не следую слепо за толпой.
Она невесело усмехнулась:
— Приятно осознавать, что ваше общение со мной всего лишь способ утереть обществу нос!
Руперт от всей души надеялся на то, что из их знакомства получится нечто гораздо большее.
— Если вы пытаетесь еще больше досадить мне, можете не стараться, уверяю вас, я и мой надменный нос абсолютно невосприимчивы к оскорблениям.
