Бертрис Смолл - Филиппа
— Моему ужасному поступку нет извинений, — наконец пролепетала она, — но в свое оправдание могу только сказать, что никогда раньше не вела себя подобным образом, и заверяю ваши величества, что впредь больше не осмелюсь на такое.
— Надеюсь на это, Филиппа Мередит, — мягко заметила королева. — Твоя матушка будет очень расстроена, узнав о столь непристойном нарушении этикета.
— О, мне так стыдно, ваше величество, — едва не заплакала Филиппа. — Но я почти ничего не помню. Бесси Блаунт рассказала мне, что произошло, когда я утром проснулась. Поверьте, раньше со мной такого не бывало, и вы сами это знаете.
— Ты была пьяна, — спокойно заметил король.
— Да, ваше величество, — призналась Филиппа, повесив ноющую голову.
— И почти голая, — продолжал он.
— Да, ваше величество.
По щекам девушки хлынули слезы.
— И пела похабную песню. Удивляюсь, откуда девушке из приличной семьи известны такие песни?
— Я услышала ее на конюшне.
— Ты играла на свою одежду, и не появись я на крыше, одному Богу известно, что бы с тобой приключилось, — упрекнул король. — Как может девушка из хорошего рода так рисковать своей репутацией? Я знал твоего отца, Филиппа Мередит. Он был на редкость благородным человеком. А твоя мать всегда была моей доброй подданной, несмотря на замужество с шотландцем. Ее верная служба и преданность этому дому обеспечили твое положение при дворе. Неужели ты готова пустить на ветер все, что тебе дала судьба?
Филиппа начала громко всхлипывать.
— О нет, ваше величество! Я счастлива и горда служить своей королеве! Я всегда только об этом и мечтала. Мне ужасно жаль! Простите меня, ваше величество. Я не могу вынести мысли о том, что так разочаровала вас!
И она зарыдала еще пуще, закрыв лицо маленькими ручками.
Король неловко заерзал. Он терпеть не мог женских слез. Поднявшись, он обошел стол, обнял Филиппу за плечи и стал вытирать ей щеки шелковым платком.
— Не плачь, девушка. Это еще не конец света, — заверил он и, оставив ей платок, снова уселся за стол.
Филиппа попыталась взять себя в руки. Какой кошмар! Реветь, как малый ребенок, в присутствии монарха! Но голова невыносимо болела, а в животе бушевала буря.
— Я… я так боялась, что вы меня отошлете, — выдавила она наконец и, утерев напоследок лицо, выпрямилась.
— Так оно и есть, — объявил король, поднимая руку, чтобы пресечь все возможные возражения. — Но тебе будет позволено вернуться, Филиппа Мередит, когда разрешат родные. Тебя не было дома несколько лет, и мы понимаем, как ты расстроена изменой Джайлза Фицхью и запретом посетить свадьбу лучшей подруги. Твоей матери нужно поговорить с тобой о возможном браке, ибо тебя необходимо выдать замуж в течение этого года. А когда твое сердце успокоится, Филиппа Мередит, и твоя мать согласится снова отпустить тебя ко двору, мы с радостью согласимся принять тебя обратно. Ты вместе со служанкой завтра же отправишься домой. Поедете в составе поезда королевы, доберетесь до Вудстока. А затем продолжите путь под нашей защитой.
Возражать было невозможно. Никто не спорит с королем. И он сказал, что она может вернуться!
— Благодарю, ваше величество, — сказала она.
— Скажи спасибо, что в Ричмонде почти никого не осталось и мало кто узнает о твоей нескромности, — заметил король. — Уверен, что ко времени твоего возвращения все будет забыто.
Он протянул ей руку. Филиппа почтительно поцеловала королевский перстень.
— Спасибо, ваши величества. Пожалуйста, примите извинения за мое немыслимое поведение вчера вечером. Больше этого не случится.
— Повезешь письмо к матушке, — предупредил король, прежде чем взмахом руки отпустил ее.
Филиппа с глубоким вздохом облегчения попятилась к двери.
Королева повернулась к мужу:
— Умоляю, господин мой, будьте как можно дипломатичнее, когда станете писать Розамунде Болтон.
Я действительно хочу видеть Филиппу при дворе и знаю, что она не желает, подобно матери, прожить всю жизнь на севере.
— Странно, — покачал головой король. — Розамунда никогда не любила двор. Ее сердце и помыслы всегда были с любимым Фрайарсгейтом. Всякий раз, когда она бывала вынуждена приезжать ко двору, то не могла дождаться возвращения. Но ее старшая дочь обожает двор и, как я подозреваю, рождена стать придворной дамой. Интересно, что произойдет, когда мать и дочь встретятся на этот раз? Вряд ли Филиппа по доброй воле захочет остаться в Камбрии.
— Но она будущая хозяйка Фрайарсгейта! — возразила королева.
— Подозреваю, что ей это совершенно безразлично, — усмехнулся Генрих Тюдор.
Филиппа поспешила в покои фрейлин, где наверняка уже ждала Бесси.
— Меня отсылают домой! — трагически объявила она, входя в комнату.
— Что случилось? — всполошилась Бесси. — Надеюсь, тебе позволят вернуться? Ужасно, если ты останешься там навсегда!
— Позволят, — вздохнула Филиппа, — только вот когда — неизвестно! И король, и королева дали мне хорошую взбучку.
— Ты плакала?
— Плакала, — призналась Филиппа. — Мне было так стыдно!
— Ничего страшного, иначе, боюсь, тебе пришлось бы куда хуже. Я слышала, король терпеть не может женских слез, — усмехнулась Бесси. — Когда ты уезжаешь?
— Мне приказано следовать вместе с королевским кортежем до Вудстока, а оттуда меня проводят до Фрайарсгейта. Люси почти закончила сборы. Уж она-то будет счастлива, узнав, что мы едем домой.
— Неужели там так ужасно? — полюбопытствовала Бесси. — Я сама, как ты знаешь, из Шропшира. Говорят, у нас самые суровые во всей Англии зимы. А моя семья не так уж и знатна. Но хотя я тоже люблю двор, всегда счастлива видеть Кинлет-Холл и матушку. А ведь мне не так повезло, как тебе, наследнице огромного имения!
— Знаю. Наверное, я очень глупа, — вздохнула Филиппа, — но с радостью поменяла бы свое обширное имение на маленькое в Кенте, Суффолке или даже Девоне. Земли моей матери требуют особого ухода. Она и мой дядя Томас, лорд Кембридж, выращивают овец, из шерсти которых во Фрайарсгейте ткут сукно и перевозят на своем корабле в другие страны на продажу. Они строго следят, сколько этой ткани продано и кому. И хотя их доходы растут, большая часть снова вкладывается в дело и в сам Фрайарсгейт. Я давно усвоила от матери, что если на плечах лежит такая ответственность, следует самим справляться со всеми трудностями. Очень немногим людям можно передоверить такое бремя хотя бы частично. Не хочу я проводить всю жизнь в таких трудах, Бесси. И не желаю владеть Фрайарс-гейтом, потому что тогда эта ответственность перейдет ко мне. Я мечтаю жить при дворе и служить их величествам, выйти замуж за придворного, который понимает мои устремления, потому что сам служит монарху. Мой отец Оуэн Мередит с шести лет жил в хозяйстве Тюдоров и был посвящен в рыцари на поле битвы. Я едва помню отца, Бесси, но любила его и восхищалась им. По-моему, характером я больше похожа на него, чем на мать. От нее я взяла лишь некоторые черты. Кое-кто во Фрайарсгейте утверждает, что я копия своей прабабки, но это трудно доказать.
