Моника Маккарти - В огне страсти
— Надеюсь, ты права. Поддержка моего отца тоже должна помочь. Я поговорю с ним сразу же, как вернусь домой. Если нам повезет, мы сможем пожениться немедленно после оглашения. — Он взглянул на луну. — Нужно отвести тебя обратно в замок, прежде чем кто-нибудь хватится.
Он встал и помог подняться Джинни. Она пошатнулась; ноги казались слабыми, как у новорожденного жеребенка. Обретя равновесие, Джинни подошла к самому краю скалы и оглянулась на Дункана.
— Я тебя обгоню, — поддразнила она. — Попробуй, — отозвался он.
Они вместе нырнули в черные воды и наперегонки поплыли к тому берегу озера, где оставили одежду.
На этот раз победила Джинни. Дункан не торопился, погруженный в свои мысли.
Глава 5
Несмотря на пылкие заверения Джинни, Дункан все чаще приходил к выводу, что испортил все, когда занялся с ней любовью и лишил девственности.
Он считал виноватым в случившемся только себя, ведь Джинни была совершенно неопытной.
Но с ним никогда не было прежде ничего подобного. Он до сих пор ни разу не терял головы. Да, он нередко испытывал чувственное влечение и раньше, но то была элементарная похоть, совсем не то, что он чувствовал с Джинни. Тут все оказалось гораздо сложнее. Он не просто хотел овладеть девичьим телом — он хотел именно ее. Только ее.
Но любовь не является оправданием.
Он лишил ее непорочности, и это никак не говорит в его пользу. Исправить случившееся можно только женитьбой.
Он играл с огнем и обжег обоих. Он совершил ошибку; оставалось лишь надеяться, что поправимую.
Лишь бы Джинни не ошибалась насчет своего отца.
Во всяком случае, на поддержку своего отца Дункан рассчитывал, и только это помогало ему бороться с дурными предчувствиями.
Прощаться пришлось при всех, поэтому он не смог сказать Джинни и половины того, что следовало. Покинув замок, Дункан помчался через горы в сторону Напдейла и Каслсуина. В стремлении скорее заручиться поддержкой своего отца для разговора с отцом Джинни он проделал путешествие по земле и морю меньше чем за два дня, хотя обычно оно занимало больше трех.
Дункан нашел отца в покоях лэрда, точнее, в небольшой комнате рядом с большим залом.
Отец что-то горячо обсуждал с несколькими стражниками, но как только Дункан вошел в комнату, он быстро отослал их прочь.
Вождь Кэмпбеллов из Охинбрека встал со скамьи, стоявшей у большого стола, и сжал плечо сына. Дункан, в свою очередь, обнял отца.
Их глаза встретились. Хотя Дункан сравнялся с отцом ростом (оба были немного выше шести футов), отец весил больше за счет крепкой, закаленной в битвах мускулатуры. Ему недавно исполнилось сорок, и в светло-каштановых волосах уже появилось несколько седых прядей, в основном на висках.
По непроницаемому лицу отца невозможно было понять, о чем он думает, но Дункан заметил радостно сверкнувший взгляд. Отец никогда не скрывал радости при виде сына.
Поздоровавшись, отец снова сел, но Дункан остался стоять, глядя на него через огромный резной дубовый стол, занимавший почти все пространство маленькой комнаты.
Суровое лицо, так похожее на его собственное, все в боевых шрамах, — отец задумчиво смотрел на Дункана.
— Значит, Гранта убедить не удалось? Дункан оцепенел:
— Тебе уже сообщили?
— Нет, — ответил отец с укором в голосе. Очевидно, он догадался, о чем подумал Дункан. — Просто я очень хорошо тебя знаю. Едва ты вошел в комнату, я сразу понял, что ты сильно взволнован.
Тут отец не ошибся, хотя причину волнения назвал неверно. Дункан не сомневался, что Грант непременно присоединится к войску короля. Но его больше волновало, как он станет просить руки его дочери.
— Грант сначала колебался, но я думаю, что его можно убедить. Король ясно дал понять, что рассчитывает на его поддержку. А Якова вряд ли можно игнорировать, тем более сейчас, когда его скорее всего назовут наследником Елизаветы. Короля поддержит английский флот, и Грант не захочет рисковать, отказывая ему. — Дункан наморщил лоб. — Еще за несколько дней до моего отъезда я был уверен в этом.
Похоже, это замечание отцу понравилось.
— О, должно быть, он получил мое послание.
— Послание? — с удивлением спросил Дункан.
— Когда Колин вернулся из замка Стерлинг, у него появилась одна идея. Довольно разумная.
У Колина? Дункан растерялся. Какое брат имеет ко всему этому отношение? Отец суровым взглядом всматривался в лицо сына.
— Но это хорошая новость. Что же тебя так взволновало? Дункан сцепил руки за спиной и заставил себя стоять спокойно, хотя ему очень хотелось метаться по комнате. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так боялся. И просто не знал, с чего начать.
— У меня тоже есть предложение, которое, как я надеюсь, поможет укрепить наш союз с Грантом. — Дункан выжидательно замолчал.
— Говори.
Он глубоко вздохнул.
— Я сделал предложение Джин Грант, старшей дочери лэрда, и она согласилась стать моей женой. — На лице отца отразилось сильнейшее удивление. Не дав ему ответить, Дункан добавил: — Я предвижу, что могут возникнуть некоторые возражения, поэтому прошу, чтобы ты помог мне убедить ее отца оценить все выгоды этого союза.
Отец помотал головой:
— Это невозможно.
Дункан не ожидал ничего подобного, и ему потребовалось некоторое время, чтобы понять сказанное. Он замер.
— Я не понимаю. Девушка согласна.
Впервые в жизни Дункан увидел, что отец в затруднении. Его обычно непроницаемое лицо дрогнуло. Он казался растерянным и расстроенным.
— Не важно, согласна девушка или нет. Уже есть другая договоренность.
— Какая договоренность?
— Послание, о котором я упоминал. Предложение союза между твоим братом и Джинни.
От лица Дункана отхлынула кровь.
— Ты говоришь о Колине? Отец кивнул:
— Он ею очень увлекся.
— Да как это может быть? Он с ней двумя словами не обменялся!
— Два слова или сто, но предложение уже сделано, и отказаться от него невозможно.
Дункан не мог поверить, что это происходит с ним.
— Но если Грант еще не согласился…
— Это не имеет значения. — На лице отца возникло страдальческое выражение, но в глаза сыну он смотрел решительно. — Наверняка ты сам понимаешь, почему это невозможно.
В груди жгло. Дункан понимал. Даже слишком хорошо понимал. Поменять законного наследника на незаконнорожденного ублюдка… это будет воспринято как оскорбление.
И в душе его возникло чувство, которое он мог назвать единственным словом — негодование. Ничего подобного Дункан до сих пор никогда не испытывал.
