Жюльетта Бенцони - Тибо, или потерянный крест
И ей, и ему казалось, что рассказывать подробно обо всем, что происходило с ними во время столь долгой разлуки, означало бы потерять слишком много драгоценного времени. Изабелла уже знала главное от Балиана. Почти все — кроме того, как получилось, что ее возлюбленный нашел приют у Горного Старика.
— Когда я был изгнан из Тира, — объяснил Тибо, — я недолго шел один. У обочины меня ждал человек. Это был исмаилит, и он отвел меня в заброшенный и полуразрушенный дом, где ободрил меня, накормил и объяснил, что единственное возможное для меня убежище — там, где его хозяин. И я последовал за ним!
— Он ждал тебя? Как это может быть?
— Для этих людей нет ничего невозможного. Их шпионы повсюду, и Старик, Рашид эд-Дин Синан, не упускает случая добиться признательности несчастных, осужденных справедливо или несправедливо. Именно это он и попытался сделать...
Больше Тибо ничего не сказал, но Изабелле было довольно и этих слов. Единственное, что имело для нее значение, — это видеть своего любимого целым и невредимым. Да и к тому же рыцарь не мог открыть ей невероятную правду, ожидавшую его в Эль-Хафе в виде письма от Адама Пелликорна. В этом письме друг сообщал ему, что перед тем как отплыть на Запад, чтобы доставить туда то, что он искал (что именно — Адам не уточнил), он зашел в маленький порт Мараклеи, чтобы добраться оттуда до Старика, с которым тайный магистр и некоторые его приближенные поддерживали эпистолярные или иные отношения. Адам уже встречался с Синаном, и на этот раз отправился к нему для того, чтобы попросить позаботиться о друге и брате, которого оставлял одного. Вот так и получилось, что за Тибо, который об этом и не догадывался, следили и следовали повсюду, куда бы он ни двинулся... и спасали от смерти или рабства. Но этими сведениями он не мог поделиться даже с Изабеллой, потому что речь шла о тайнах, Тибо не принадлежавших...
Ночь была слишком коротка, и, когда крик петуха возвестил об ее окончании, Изабелла, потеряв голову, повисла на шее у любовника, пытаясь его удержать.
— Нет! Еще рано! Неужели я снова тебя потеряю?
— Придется, любовь моя! Через несколько часов здесь будет король Кипра, он увезет тебя на свой остров...
— Почему бы ему не остаться здесь? Когда я выйду за него замуж, он станет королем Иерусалима, а значит — и Акры... Я хочу жить в этом дворце... в этой комнате, где смогу воссоздавать твой образ... Но куда же отправишься ты? Снова в Эль-Хаф?
— Нет, эту страницу я уже перевернул. Сейчас Балиан проводит меня в главный дом Ордена тамплиеров...
— К тамплиерам? Но они тебя прогонят или даже выдадут Амальрику!
— С какой стати? Я уже был осужден и изгнан. Кроме того, перед моим отъездом Синан вручил мне послание к магистру. В нем он объясняет, как был убит сенешаль... и признается, что это он приказал задушить Жозефу Дамианос. Я знаю, что Жильбер Эрайль меня примет. Скорее всего, я буду наказан за такую долгую отлучку, но останусь в Акре... Так я буду ближе к тебе.
— И все же слишком далеко! Увижу ли я тебя еще когда-нибудь?
В эту минуту в комнату вошла Хелвис.— Уже светает! Скорее, рыцарь! Вам надо поторопиться! Мой отец ждет вас!
— Иду!
Тибо в последний раз заключил Изабеллу в объятия, прижал к себе так крепко, что ей стало больно, и поцеловал в дрожащий рот...
— Мы соединены навеки, Изабелла. Я знаю, когда-нибудь мы встретимся...
— Когда?
— Может быть, не в этой жизни, но наши души так крепко привязаны одна к другой, что время не сможет нас разлучить, пусть даже пройдут века. Я вечно буду твоим, и, если человек проживает не одну земную жизнь, я сумею тебя найти... Я сумею тебя узнать!
Высвободившись из объятий молодой женщины, он подвел ее к Хелвис, поспешно оделся и, не оглядываясь, выбежал из комнаты.
Вскоре Тибо в сопровождении Балиана д'Ибелина прошел через порт, украшенный флагами в честь того, кого здесь ожидали, и направился к крепости тамплиеров у маяка, за которым не было уже ничего, кроме сверкающего простора Средиземного моря...
Вокруг Изабеллы хлопотали ее служанки. Она, неподвижная, словно статуя, с залитым слезами лицом, готовилась принять четвертого супруга и новую корону, но душа ее была совсем с другим...
Эпилог, где конец становится новым началом
«Я больше никогда не встречался с Изабеллой, видел ее лишь издали: она — среди роскоши блестящего двора, я — в рядах рыцарей-тамплиеров, неотличимых друг от друга в белых с красными крестами плащах, кольчугах с наголовниками и стальных шлемах. И все же это было радостью. После свадьбы она большую часть времени проводила в Сен-Жан-д'Акр. Именно там она родила еще одну девочку, которую назвала Мелисендой. Позже я убедился в том, что она — моя дочь, и это стало для меня большим утешением, прежде чем причинить боль...
Союз с Амальриком оказался именно таким, каким и должен был быть: брак по расчету, в котором не было места любви. Четвертый муж Изабеллы больше походил на Монферра, чем на Генриха Шампанского. Осторожный и жесткий политик, равнодушный к непопулярности, когда речь шла о необходимых мерах, и умеющий безжалостно разрушить происки врагов и недоброжелателей. Став за три года до свадьбы с Изабеллой королем Кипра, он превратил остров в образец организованности, а потом принялся наводить порядок в Иерусалимском королевстве: через несколько недель после свадьбы он отобрал Бейрут у мусульман, восстановив таким образом наземные пути сообщения королевства с Триполи и Антиохией. Я был признателен ему за то, что он отдал город в ленное владение Жану д'Ибелину, старшему сыну моего дорогого Балиана, очень на него похожему, сразу после его женитьбы на Мелисенде д'Арсуф. Что же касается отношений Амальрика с Изабеллой, то по немногочисленным слухам, доходившим до меня, можно было понять, что муж гордился ее красотой, охотно дарил ей наряды и украшения и обращался с ней почтительно. Любил ли он ее хоть немного — сказать не мог никто, потому что он был очень сдержанным человеком. Даже во времена безумной страсти к госпоже Аньес его лицо оставалось непроницаемым, он всегда держался холодно и безупречно. Король устроил великолепный праздник по случаю рождения «своей» дочери и выглядел вполне счастливым, поскольку ему не приходилось беспокоиться о наследнике мужского пола: он уже давно был у него на примете. Этот юноша был рожден от брака с племянницей Балиана, Эшивой де Рамла, дочерью того самого Бодуэна, который так безумно любил Сибиллу, и, когда та вышла замуж за Ги, с досады покинул Иерусалим, укрылся в Антиохии и больше ни во что не вмешивался. Тогда же Амальрик заключил мирный договор с султаном Маликом аль-Адилем. Для королевства, так долго пребывавшего на краю гибели, надежды возродились... Новый век принес с собой множество перемен, и не все из них были к лучшему. Лотарио ди Сеньи, только что ставший Папой Римским под именем Иннокентия III, призвал к новому крестовому походу, чтобы добиться, наконец, освобождения Святых мест. В 1204 году он сумел собрать немало знатных сеньоров и простого народа. К несчастью, венецианский дож Генрих Дандоло использовал этот прекрасный порыв веры для того, чтобы свести собственные счеты, и поход завершился взятием Константинополя и совершенно неожиданным и неуместным созданием Латинской империи, которая едва избежала папской анафемы. Первым ее государем стал Бодуэн Фландрский. Время Куртене еще не пришло!
