Хазарский меч - Елизавета Алексеевна Дворецкая
На лугу, близ лошадей и саней, чужие люди грелись у костров. Заметив на реке Мираву, стали оборачиваться, приглядываться к ней. Однако баба на лыжах могла их немного удивить, но не напугать, и никто к ней не подошел.
Мирава поднялась с реки на тропу к воротам, отвязала лыжи, оставила их прямо на снегу и пошла в город. На валу стояли русы, опираясь на копья и ростовые топоры; они с любопытством оглядели Мираву сверху, но не пытались ее задержать. И она совсем не боялась их. Боялась она другого.
На глаза ей попалось неподвижное тело на краю вала. Кто-то из стариков, но тело лежало лицом вниз, и Мирава его не узнала. Чем ближе она подходила, тем шире разливался в груди холод, а сердце катилось куда-то вниз. На валу лежали мертвые тела – там же, где и как упали, никто их не собирал. Густо, как стволы в буреломе.
Мирава вошла в ворота. За ними громоздились разбросанные бревна, целые горы бревен лежали по сторонам. Судя по их виду, еще недавно это была изба или клеть. Зачем русы разбирают клети? Мирава взглянула вперед, ожидая увидеть все избы разобранными, но те оказались на месте.
Зато она увидела тела. Много… их было столько, что от каждого взгляда по сторонам у нее заново обрывалось сердце и пробирала холодная дрожь. Больше всего их лежало у внутреннего подножия вала – одни погибли здесь, другие упали с гребня. Одни лежали в неловких позах, как живые не лежат, а другие, наоборот, казались спящими, и лишь удивительно было, с чего Добровид или Кормуха прилегли поспать зимой на земле возле вала? И только потом она замечала стрелу в груди или грубокую рубленую рану на шее.
Держа в голове только одно, Мирава медленно двинулась вдоль вала. Она хотела знать… как можно скорее. Покойники не внушали ей страха, она боялась лишь одного – увидеть среди них то самое лицо… И от ожидания, что следуещее тело окажется тем самым, было чувство, словно она идет по тоненькому хрупкому льду.
Озора… И рядом Осгерда. Мирава хотела было их окликнуть, но сообразила: да ведь они тоже мертвы. Возле них валялись рогатина и топор, рука Озоры так и застыла на древке. Мирава постояла, от изумления прижав руку к груди, потом пошла дальше. Сердце уже совсем оторвалось и билось где-то на дне пропасти; от потрясения, от напряженного ожидания того ужаса, от которого свет погаснет в очах, Мирава почти не могла больше дышать.
Живые люди в городце тоже были. Русы ходили между избами, из всех дверей слышались чужие голоса. Женщины и отроки собирали тела и стаскивали в одно место. Работали они медленно, разносился тихий плач. Несколько русов присматривали за ними.
– Мирава! – Увидев ее, тетка Чернява выпустила чьи-то мертвые руки, и покойный вновь упал головой на землю. – Ты откуда взялась?
– Где Ольрад?
– Оль… – Чернява не сразу поняла, о ком она говорит. За этот жуткий день у нее все спуталось в голове. – Муж твой?
– Муж мой. Где он?
– Я… почем мне знать? Своих бы… – Чернява всхлипнула. – И Мякушка мой… Прямо зарубили…
– Здесь его нет? – Мирава показала на кучу тел.
– Мякушки-то? Вон там лежит, голубчик мой…
– Я про Ольрада.
– Не знаю я, – Чернява уткнулась в рукав. – Сыночек мой… закатилося ясно солнышко…
Мирава отошла от нее.
– Ты что, воротилась? – раздался рядом изумленный голос.
Обернувшись, Мирава увидела Вербину. Тоже осунувшаяся, та смотрела на нее вытаращенными глазами – и с жалостью.
– Ты откуда взялась? Неужели не знала, что здесь…
Только на самом дне души что-то легонько звякнуло от радости, что Вербина жива.
– Я знала. Отроки прибежали.
– Так зачем же ты пришла? – Вербина всплеснула руками.
– Здесь же Ольрад. Где он? Ты видела?
– Ольрад… – Вербина задумалась. – Нет… не видела. Заведушку убили…
Но это почти прошло мимо сознания Миравы. Думать о ком-то другом, пусть даже это были хорошо знакомые добрые люди, она сейчас не могла.
– Они чуть не всех перебили, – продолжала Вербина, с трудом взяв себя в руки. Голос у нее сел. – Рубили, рубили… Весимку почти в начале убили. Вчера только она с нами пряла, а теперь вон лежит. Стрелы метала, будто она отрок какой. Не зря ей мать говорила – доиграешься… Видно, не помогло наше полотно, – вздохнула Вербина. – Ты-то отвезла его куда надо?
– Некуда оказалось отсылать наши беды, – Мирава вспомнила зимнее болото и удивленного Тетерку. – Рухнула старая верба.
– Ох, видно, и свету белому не стоять больше…
– Это потому что Хастен вчера их воеводу застрелил, – вставила Годома. – А брат его остался. Он велел всех порубить. А потом как Хастена живым взяли – велел перестать. Так мы и остались… кто сумел.
– А мужчины? Неужели они все…
– Вроде раненых кого-то взяли. Они там… – Вербина показала на две крайние избы возле вала. – У Овчана и Братилы, туда согнали. У Овчана бабы сидят, у Братилы мужики.
Мирава повернулась и пошла.
Двери в избы Овчана и Братилы были закрыты, перед ними сидели несколько вооруженных русов. Один из них, увидев Мираву, спросил что-то, но она не поняла – это был заморянец. Он толкнул локтем другого.
– Тебе чего? – спокойно спросил тот.
– Я ищу моего мужа. Я не знаю, жив ли он. Здесь есть мужчины?
– Есть, – молодой круглолицый рус окинул ее взглядом, недоверчиво скривив рот. Тесно сидящая на голове шапка из бурой валяной шести придавала ему вид молоденького гриба-боровика.
– Пропусти меня, мне нужно его найти. Если он ранен, нужно же ему помочь.
Рус явно удивился ее появлению и сам не решился пропустить, а послал заморянца за кем-то еще. Пришел другой рус, говорящий по-славянски. Мирава терпеливо ждала, пока они все обсудят между собой. Тем временем подошел еще один рус, за ним
