Симона Вилар - Исповедь соперницы
Но те, чьи голоса я уже различал, не ждали гостей на своей вечеринке. Кто-то из них залихватски выкрикнул:
— А теперь твоя очередь, Джон. Да не суетись, телепень, тут на всех хватит!
В ответ грянул дружный хохот.
Я осторожно раздвинул ветви.
Пламя уже охватило кровлю довольно большого строения, мелкие язычки огня перебегали по бревнам стен. В багровом отсвете пожара я увидел около дюжины людей весьма странного вида. Все они были в надвинутых на лица островерхих капюшонах с прорезями для глаз и рта и держались группками по два-три человека. Одна такая парочка находилась неподалеку — их спины загораживали от меня нечто, вызывавшее у них безудержное веселье.
Я немного переместился — и тут же заметил еще двоих, удерживавших пленника. Тот стоял на коленях с заломленными за спину руками, его полуобнаженное тело покрывали бесчисленные кровоточащие раны, лицо также было в крови и чудовищно распухло от побоев.
И тем ни менее я узнал пленника — хотя поначалу и не поверил своим глазам. Этому парню ранее неслыханно везло, почести и награды преследовали его по пятам. Рыцарь ордена Храма, шериф Дэнло, зять короля и, наконец, правитель края — гордый граф Норфолк. Мой давний знакомый Эдгар Армстронг предстал передо мной как раз тогда, когда я меньше всего ожидал его увидеть.
Как раз в это время один из стоявших спиною ко мне разбойников подался в сторону, и я увидел, что же так тешило этих мерзавцев.
На земле перед горящим домом насиловали женщину. Подол ее платья был накинут ей на голову как мешок и завязан узлом. Длинные белые ноги разведены в стороны, двое разбойников в масках прижимали их к земле, распяв, а третий конвульсивно двигался на ней, насилуя.
Наконец он закряхтел и под одобрительные возгласы зрителей стал подниматься, натягивая штаны.
— Готово дело, — посмеиваясь, проговорил он. — Кто следующий? Может ты, Хью?
— Увы, у меня никогда не стояло на общую свалку, — сказал один из удерживающих Эдгара. — Зато Найал, смотрю, уже распалился в самый раз. Иди же на нее, приятель. Ату ее, ату!
Я задержал дыхание. Не скажу, чтобы и ранее мне не доводилось видеть подобного. Но там, где это случалось, шла война. Здесь же, в стране, где царили мир и спокойствие, подобная картина казалась немыслимой. И если еще мгновение назад я колебался, ввязываться ли мне в потасовку с таким количеством до зубов вооруженных молодчиков, то теперь я просто выбирал, с кого из них начать.
Еще раз пересчитав людей в масках, я прикинул, какую следует занять позицию, чтобы не оказаться в кольце. На моей стороне внезапность — они не ожидают нападения и чувствуют себя хозяевами положения.
Теперь — Эдгар. Я пристально вгляделся в его лицо, оценивая, сможет ли он присоединиться ко мне, если я его освобожу. Этот парень слыл в Иерусалиме неплохим воином и прошел выучку в прецепториях храмовников. Если все сделать быстро, я буду уже не один против дюжины.
Злорадный смех одного из негодяев, стоявшего ко мне спиной в ярко-оранжевой накидке — звонкий, мальчишеский, почти женский, — окончательно разозлил меня. Но я постарался не поддаться ярости. Осторожно разложил наизготовку ножи и приложил к плечу арбалет. С такого расстояния и навылет может пробить — это последнее о чем я подумал, начиная. Целью избрал одного из удерживавших Эдгара. Сухой щелчок — и его так и откинуло назад. Падая, он почти опрокинул пленника. Но я уже метал ножи — один в наиболее крупного из бандитов, второй в того, кто первый определил откуда нападение и, ох как удачно развернулся ко мне всем корпусом. Получи же!
Все это произошло так быстро, что те двое, которые стояли ко мне спиной, не успели понять, что происходит, а я уже был рядом с ними с занесенным мечом в руке. Мальчишку в яркой накидке я попросту отшвырнул в сторону пинком, а второму одним взмахом перерезал горло до шейных позвонков. Затем, прикрываясь им как щитом, я метнул третий нож в приближающуюся фигуру в капюшоне и толкнул обмякшее тело кому-то под ноги.
В следующий миг я ринулся туда, где поднимались с земли те, что держали женщину. На Эдгара я даже не взглянул — сам справится. Я же рубанул одного из поднимавшихся, ударом ноги отбросил второго и, развернувшись, снес голову насильнику, не успевшему даже прикрыть срам.
Все, я успел развернуться, закрыв ее собой. Ожидал новой атаки, но эти олухи еще и не опомнились, так что мне вновь первому пришлось идти на них. Краем глаза я успел заметить, как Эдгар каким-то незнакомым приемом перебросил через себя того, кто заламывал ему руку, но, как видно, сразу не успел добить, и они сцепились. Больше я не смотрел, отбивал чьи-то удары. Не воины, это я понял, но и не совсем неумехи. Плохо, что их много. Я отбился от одного, тут же лягнул другого, нападавшего сбоку. Не удачно, тот повалился на пытавшуюся подняться женщину. Черт возьми! Но я уже отбивался от нового выпада, пырнул снизу и не промахнулся. Рук ощутила привычное сопротивление вражеской плоти, а душа знакомый кураж боя, почти веселье. Теперь женщина оказалась позади меня, а я застыл в ожидании новой атаки. Но эти олухи еще не опомнились, и мне снова пришлось самому атаковать их.
— Босэан! — клич крестоносцев привычно сорвался с моих уст, и кинувшийся было на меня разбойник вдруг заголосил и метнулся прочь.
Ну не гнаться же за ним в конце концов? Я отступил назад и носком сапога сбросил с тела женщины упавшего негодяя. Рванул его за шиворот к себе, но рядом уже слышались шаги, и мне ничего не оставалось, как еще одним пинком отправить эту тварь в проем пылающего дома.
Я стремительно обернулся — и мой меч одновременно принял на себя удары трех клинков. Эти парни и в самом деле не воины — полагаются на силу, а не на умение. Я сделал несколько ложных выпадов, уклонился, и снова почувствовал, как мой меч задел живую плоть, но тут же перехватил чью-то руку и налобником шлема с силой ударил в оскаленную личину, а когда противник обмяк, оттолкнул его от себя.
И наконец-то один из нападавших оказался стоящим противником. А я-то уж было решил, что эти «черные капюшоны» горазды воевать только толпой. Этот парень с ходу нанес такой удар, что мою правую руку спас только наручень из бычьей кожи, усеянный бляхами. Боль, однако, прострелила все мышцы до плеча, и я чертыхнулся, перебросил меч в левую — для меня почти несущественно, какой рукой рубить, — и коротким хлестким движением вогнал острие клинка прямо в дыру капюшона, изображавшую рот, повернул и рванул к себе.
Я и глядеть не стал, как он оседает, потому что тот мерзавец, которого я отправил в огонь, как раз с воплями вывалился оттуда, и пришлось насадить его на острие, как жука на булавку.
