Филиппа Грегори - Белая королева

Остаюсь Вашим другом во Христе и молю Его проявить снисхождение к Вам в Вашем преклонном возрасте, научить Вас истинной мудрости и женскому достоинству.

Меня, как всегда, насмешила помпезность ее стиля, но вскоре смех мой угас, мне отчего-то стало холодно, меня пробрала дрожь, и я поняла: это предчувствие. Леди Маргарита всю жизнь тщетно пыталась добраться до того престола, который я называла своим. И у меня, разумеется, были все основания думать, что и ее сын Генрих Тюдор стремится к власти, упорно именуя себя королем и привлекая под свое крыло всевозможных изгоев, мятежников и недовольных: всех тех, кто не может жить в Англии. Да, Генрих, наверное, будет до самой смерти стремиться к трону Йорков, и, возможно, было бы кстати, если бы ему пришлось воевать за этот трон и его бы убили в сражении — чем раньше, тем лучше.

Ричард, особенно рядом с моей дочерью, может вполне спокойно встретить любую критику и почти наверняка выиграет любую битву, какую бы армию ни привел с собой Генрих. И все же холодное покалывание в ямке под затылком заставляло меня предполагать нечто совсем иное. Я снова взяла в руки письмо леди Маргариты, в каждом слове чувствуя ее, наследницы дома Ланкастеров, железную убежденность в своей правоте. Эта святоша на самом деле прямо-таки лопалась от переполнявшей ее гордости. В течение почти тридцати лет она питала свою душу исключительно собственными честолюбивыми планами. Теперь, пожалуй, мне стоило остерегаться Маргариты, поскольку она решила, что я абсолютно бессильна и ей не нужно больше притворяться моей подругой.

Мне было интересно, кого она теперь прочит в супруги своему Генриху. Я догадывалась, что Маргарита попытается присмотреть ему какую-нибудь наследницу королевской крови, но никто, кроме моей дочери, не смог бы подарить претенденту Тюдору любовь всей Англии и верность дома Йорков. Леди Маргарита может исходить злобой, но это не имеет ни малейшего значения. Все равно, если Генрих хочет править Англией, он будет вынужден заключить союз с Йорками; так или иначе, ему придется иметь с нами дело. И я взялась за перо.

Я с большим сожалением узнала, что Вы верите всем этим совершенно бредовым сплетням, причем верите настолько, что это даже заставляет Вас усомниться в добропорядочности и честности моей дочери Елизаветы, истинной христианки, упомянутые качества которой не подлежат ни малейшему сомнению. Убеждена, что, серьезно подумав, Вы и Ваш сын поймете: в Англии нет другой наследницы дома Йорков, которая во всех отношениях обладала бы такой же значимостью и такими же достоинствами, как моя Елизавета.

Да, она любима своим дядей, как была бесконечно любима и своей тетей, королевой Анной, и моя дочь, безусловно, заслуживает любви. Лишь грязные голоса из помойки способны разносить о ней порочащие слухи, согласно которым в ее отношениях с дядей есть нечто непристойное.

Разумеется, я весьма благодарна Вам за ваши молитвы и желание заступиться за меня перед Господом. Но впредь буду считать, что условия помолвки наших детей остаются прежними ввиду их многочисленных и явных преимуществ, если, конечно, Вы и впрямь не вознамеритесь расторгнуть помолвку. Впрочем, это представляется мне настолько невероятным, что я более не стану упоминать о подобной возможности. Посылаю Вам свои наилучшие пожелания и еще раз благодарю за Ваши молитвы, которые, как я знаю, особенно угодны Богу, поскольку исходят от Вашего смиренного и благородного сердца.

Я нарочно подписалась «Елизавета R.», чего давно уже не делала, ведь это означало «Елизавета Regina» — королева Елизавета. Но, сворачивая листок, капая на письмо воском и запечатывая его своей печатью, я чувствовала, что невольно улыбаюсь, довольная собственной наглостью.

— А ведь я стану для тебя миледи, королевой-матерью, — сказала я вслух, — тогда как ты по-прежнему будешь леди Стэнли, если твой сын погибнет на поле брани. Так что Елизавета R. — и точка. Кушай на здоровье, старая ты горгулья!

АПРЕЛЬ 1485 ГОДА

Елизавета прислала мне письмо. Оно явно писалось в спешке, все в размазанных чернилах, дважды свернуто и дважды запечатано.

Мама, ты должна немедленно прибыть ко двору. Все вышло просто ужасно! Его милость, наш король, решил поехать в Лондон и известить своих лордов, что жениться на мне не собирается и никогда даже намерения подобного не имел — а все с целью остановить распространение слухов о том, что именно он отравил бедную королеву Анну. Злые люди утверждают, будто Ричард, желая поскорее на мне жениться, не стал дожидаться ни смерти жены, ни ее согласия удалиться в монастырь. Теперь Ричард думает, что обязан объявить во всеуслышание: для меня он был и остается не более чем дядей.

Я пыталась убедить его, что в подобных действиях нет нужды, что можно просто подождать, не давая никаких поводов для пересудов, пока они не затихнут сами собой, но меня Ричард слушать отказывается; он теперь слушает только Ричарда Ратклифа и Уильяма Кейтсби, а те уверяют, что весь север тут же восстанет против короля, если он оскорбит память своей жены, принадлежавшей к знаменитому семейству Невиллов из Нортумберленда.

Но что гораздо хуже, Ричард полагает, что для спасения моей репутации мне необходимо немедленно покинуть двор и где-нибудь скрыться. Но гостить у тебя он ни за что не разрешает, а отсылает меня к леди Маргарите и лорду Томасу Стэнли, к этим самым ужасным из всех дурных людей, и настаивает, что лорд Томас — один из немногих, кому он действительно может меня доверить. Король уверен, что в доме Стэнли мне будет обеспечена полная безопасность. Ричард также считает, что никто уже не усомнится в безупречности моей репутации, если меня примет в своем доме леди Маргарита.

Мама, ты должна это остановить! Я не смогу жить у этих людей! Ведь леди Маргарита меня попросту замучает: она, наверное, думает, что я нарушила данное ее сыну слово и разорвала нашу с ним помолвку, а за это сам Бог велел ей меня ненавидеть. Напиши Ричарду или даже сама как можно скорее приезжай ко двору и объясни ему, что мы с ним будем счастливы, что все у нас будет хорошо, что нам нужно только немного подождать, пока утихнут эти сплетни и слухи, и мы сможем наконец пожениться. У Ричарда нет таких друзей, на кого он мог бы по-настоящему положиться; у него нет своего Совета, который мог бы открыть ему правду. Его мнение сейчас зависит от тех, кого не зря называют в народе Крысой и Кошкой,[36] а эти господа очень опасаются, что мое влияние на короля окажется не в их пользу, поскольку я пожелаю отомстить за их вражду с нашим семейством.