Мария Лоди - Мечта
Голос Луизы превратился в рыдания. Она прикусила руку, чтобы остановить слезы, и шмыгнула носом.
— Убирайся, — сказала Шарлотта.
Луиза накинула на себя плащ, взяла свою сумку. Шарлотта открыла дверь на лестницу.
Луиза посмотрела на нее диким взглядом, полным испуга, прежде чем Шарлотта захлопнула перед ее лицом дверь.
Шарлотта вернулась в комнату. Ей стало нехорошо. Все, что сестра бросила ей в лицо, мысль, что Луиза всегда ненавидела ее, а теперь ее пришлось даже выгнать из дома, разрывала ее на части. Теперь Луиза, должно быть, остановилась внизу, перед тем как выйти на темную улицу. Где она проведет ночь? Луиза, ее сестра. Почему это случилось, почему? Куда она пойдет? Куда пойдет, унося с собой бремя своего изгнания и одиночества? Есть ли у нее с собой деньги?
Луиза! Подумать только, столько лет ее сестра так ненавидела ее. Шарлотта никогда не подозревала об этом. Эти наказания, о которых Луиза говорила так по-детски! Шарлотта вспомнила Луизу ребенком — маленькую, смуглую и слабенькую девочку с огромными, слишком большими для ее лица глазами. Луизу, часами стоящую на коленях, произносящую молитвы вечером, когда другие дети должны были спать в кроватях их дортуара.
Шарлотта стояла, прислонясь головой к двери и чувствуя невыразимую печаль — ее жизнь была вдребезги разбита. Наконец она собралась с силами. Нужно зажечь все лампы в доме. Она механически двигалась, заученно повторяя действия, выполняемые каждый вечер, затем села в кресло и стала ждать, чего — она и сама не знала.
Время шло, а Шарлотта, казалось, все вглядывалась и вглядывалась в развалины своей жизни, своего мира. Она не чувствовала никакой ревности. Она не могла в действительности себе представить, как могла возникнуть физическая близость между Этьеном и Луизой. Худощавое, незрелое тело Луизы наполняло ее только жалостью. Она не ревновала и Этьена. Хотя она и не могла себе представить картины их любви, она чувствовала отчаяние при мысли, что он лгал ей день за днем, скрывая под улыбками свое предательство. Она работала, чтобы заработать несколько франков, а они все это время мечтали об Италии. Как они, должно быть, презирали и свою скудную жизнь, и ее, Шарлотты, мужество. Шарлотта была по-детски разочарована тем, что за всеми ее ошибками и недостатками они не видели ее яростной решимости поддерживать жизнь в своем доме. Больше всего она винила Этьена — за зло, которое он принес и ей, и Луизе. Именно ему следовало бы уйти. Если бы не Элиза, не их ребенок… Только ради дочери, ради Элизы она хотела, чтобы Этьен остался. Она могла бы неустанно работать, чтобы склеить их семейную жизнь, чтобы она оставалась нормальной хотя бы в глазах людей и не страдала бы Элиза. Но какой могла бы быть их жизнь вместе теперь, когда между ними встало все это? И что будет с Луизой?
С удивлением Шарлотта почувствовала, что Луиза так же прочно, если даже не более, живет в ее памяти, как Габен, ее горячо любимый брат. Луиза, которая, думая о замужестве, отказывала претендентам на ее руку только на том основании, что человек, за которого она выйдет замуж, не будет похож на того или этого. Претенденты исчезли, а Этьен выбрал ее, Шарлотту. Все, что оставалось Луизе, — быть старой девой. Бедная Луиза, ей ничего не удавалось в жизни.
Внезапно в двери комнаты появилась фигура Этьена.
Шарлотта безучастно посмотрела на него. Он стоял как-то очень прямо, слишком прямо, решив использовать позу, которая казалась ему единственно подходящей в этих обстоятельствах, — позу достоинства.
— Что ты собираешься делать? — спросил он резко, стараясь придать своему голосу тот оттенок достоинства, который присущ людям, готовым отвечать за последствия своей ошибки, но не желающим быть неоправданно строго судимыми.
Шарлотта смотрела в пол, не отвечая. Этьен начал шагать по комнате взад и вперед, как моряк на палубе.
— Ты можешь просить о разводе. Ты имеешь на это полное право.
Она все еще молчала. Обеспокоенный этим, он продолжил:
— Что касается Элизы…
Шарлотта сделала неопределенное усталое движение рукой, показывая, что она слишком измучена, чтобы обсуждать теперь этот вопрос. Это был жест усталости, в котором уже не было мести.
— Естественно, развод родителей поставит ребенка в неравное положение по отношению к другим детям, — продолжал он, — но если ты настаиваешь…
Она по-прежнему молчала, и это молчание озадачивало его.
— Ну, скажи что-нибудь, все равно что. Я бы предпочел оскорбление этому молчанию.
— Мой бедный Этьен, что я могу сказать?
Он попытался гневом защититься от ее абсолютного презрения.
— Конечно, презирай меня. Это достаточно просто. Я целиком виноват, и ты можешь полностью воспользоваться этим.
— Успокойся, — сказала она горестно. — Оставь меня одну.
— Но неужели ты не попытаешь понять! Неужели не можешь представить себе, насколько трудно было для меня то, что в нашем доме жила еще одна женщина? Ты тоже была беспечна. Тебе следовало предвидеть, что такое может случиться. Я всего только мужчина.
— Я никогда не думала, что быть мужчиной означает именно это, — сказала Шарлотта утомленно.
— Тогда продолжай, делать из меня посмешище. Ты всегда так поступала. Парижский адвокат Этьен Флоке, — это то, о чем я мечтал с юношеских лет. А что я нашел? Кругом одна посредственность. Я должен подчиняться пошлякам и глупцам. Командует жена. А я ничто, ничто!
Она снова не ответила.
— Все же я любил тебя. Да, любил тебя, — -— сказал он тоном подавленной ярости.
— И Луизу, — сказала она утомленно, — я так понимаю. Ты любил и ее тоже.
— О Луиза, Луиза! — бешено взорвался он. — Ты была безразлична, ты оставляла меня одного, а она всегда была здесь, она понимала меня, она уважительно обращалась со мной. Именно ты швырнула меня в ее объятия.
Шарлотта начала смеяться. На какой-то момент она почти позволила себе смягчиться из-за жалкой искренности Этьена теперь, когда он наконец стал самим собой. Но он не изменился и по-прежнему снимал с себя всякую ответственность.
— Луиза, — сказал он. — Да, но она не так хороша и в сотню раз менее очаровательна, чем ты, Шарлотта! — Он бросился перед ней на колени, пытаясь взять и поцеловать ее руки. И был искрен: она действительно была для него в тысячу раз более желанной, чем ее сестра.
— Так ты уже отказываешься от нее! — с презрением сказала Шарлотта. — Не успела она выйти за дверь, как ты уже вышвыриваешь память о ней, потому что она неудобна. Я бы предпочла, чтобы ты действительно любил ее. Предпочла, чтобы ты уехал с ней, чем видеть, как трусливо ты ведешь себя.
