Мэнделин Кей - Бесценная
— Может статься, он просто ускользнул от вашего внимания?
«Он понятия не имеет, какую глупость только что высказал», — подумала про себя Либерти.
— Нет, будь крест на месте, я бы наверняка об этом знала.
— Карлтон уже признался мне, что ему не известно местонахождение этой вещицы.
— Вы разговаривали с Карлтоном?
— Разумеется. Предложил купить у него крест буквально в тот же день, когда умер Ховард.
— Он не говорил мне.
— С какой стати он должен с вами это обсуждать? Мне доподлинно известно, что крест не появился ни в одном реестре имущества покойного.
— Это потому, что его там нет, — заключила Либерти; указав на бархатную шкатулку, молвила: — Я хотела взглянуть на вашу коллекцию исключительно с целью убедиться в своих предположениях. Не исключено, что я имела возможность видеть Арагонский крест, но, должно быть, он был внесен в реестр под другим названием. Однако теперь, посмотрев вашу коллекцию, я понимаю, что такого быть не может.
— В коллекции Ховарда около пяти тысяч наименований, и это исключая его библиотеку. — Эллиот продолжал настаивать на своем. — Откуда вам известно…
— Семь тысяч триста тридцать шесть, — уточнила Либерти. — Семь тысяч триста тридцать семь, если считать набор из солонки и перечницы Людовика Четырнадцатого раздельно.
Если Эллиота и поразила сделанная ею поправка, то внешне он не выказал своего восхищения.
— Вижу, вы действительно вели скрупулезный учет. Либерти кивнула.
— У меня неплохая память, — пояснила она. — Так что, будь Арагонский крест действительно в библиотеке, я непременно бы его обнаружила.
Эллиот промолчал в ответ на ее замечание, и Либерти ничего не оставалось, как переключить внимание на рубины и сапфиры, которыми был украшен массивный серебряный египетский крест.
Повисло напряженное молчание, однако вскоре Либерти ощутила руку Эллиота на своей ладони.
— А что, если я все-таки осмелюсь предположить, что крест на своем месте?
Либерти с трудом поборола желание стряхнуть его руку.
— Боюсь, вы меня не поняли. Стоит мне хотя бы раз посмотреть на вещь, и я ее уже никогда не забуду.
— Почему же? Я вам верю.
— Более того, инвентарной книги просто не существует в природе. Согласна, где-нибудь завалялся какой-нибудь черновик, но гроссбух, если можно так выразиться, хранится у меня в голове. Ну вот: Шекспир, «Буря», рукописная копия. Номер в перечне: семьсот сорок два, номер полки «М» шестьсот восемьдесят три, точка, два. Вот так-то!
— Что ж, впечатляюще, — согласился Эллиот. Либерти одарила его победным взглядом, в котором читалось нечто вроде «я же вам говорила!».
— Я просто пытаюсь втолковать вам, что креста в коллекции нет. И вряд ли он когда-либо был.
— А если он спрятан?
— И каким же образом? Если это действительно, как вы утверждаете, столь ценная вещь, то почему же Ховард не хранил вкупе с остальной коллекцией у себя в библиотеке? Ведь более надежное место невозможно себе представить!
— И тем не менее я склонен полагать, что крест находится именно в библиотеке. Спрятан в надежном месте. Нам остается только найти его.
— Но это же просто смешно! С какой стати было его прятать?
— Ховард обожал подобные игры, Либерти.
Эллиот в упор уставился на нее, после чего обошел письменный стол и потянулся к верхнему ящику. Одно движение руки, и сработала невидимая постороннему глазу пружина. Откуда-то выдвинулся потайной ящик, из которого Эллиот извлек сложенный в несколько раз листок.
— Я получил это вскоре после его смерти.
— Что это? — Не зная, что и думать, Либерти взяла у него из рук листок.
— Читайте, — негромко велел Эллиот.
Либерти на мгновение встретилась с ним взглядом, после чего развернула лист. Увидев перед глазами так хорошо знакомый ей неразборчивый почерк Ховарда, она почувствовала, как у нее затряслись руки. Показалось, будто он третьим присутствует в кабинете.
— Это рука Ховарда, — произнесла она растерянно.
— Совершенно верно, — подтвердил Эллиот. Мрачные нотки в его голосе тотчас навели ее на дурные подозрения. Внимательно она вчитывалась в письмо.
Дэрвуд, надеюсь, до вас уже дошло радостное известие о том, что я умер, а мое тело предадут земле. Уверен, вы сожалеете лишь об одном — что не сыграли никакой роли в моей кончине. Кажется, все мои усилия к достижению бессмертия оказались напрасны. И в конце жизни ничто уже не могло меня спасти. Все, что мне досталось, — это холодная могила, а еще более холодное осознание того, что уношу с собой горечь и озлобленность на меня не одного человека.
Лишь то служило мне утешением, что моя миссия еще не выполнена до конца. У меня есть нечто такое, что вы желали бы иметь. Более того, вы страстно мечтали об этом, и я уверен, что верная Либерти не допустит, чтобы это нечто попало к вам в руки.
Сложись все иначе, и нас с вами могла бы связать дружба. Поднимите за меня бокал и признайте, хотя бы на этот раз, что я был вашим самым достойным соперником.
Вечно ваш
Хаксли.
Читая, Либерти ощутила, как на глаза навернулись предательские слезы.
— Мне о письме ничего не известно.
— Я подозревал.
Либерти заставила себя взглянуть на собеседника:
— Так вот почему вы сделали мне предложение?
— Именно поэтому.
— Ясно…
— Позвольте вам не поверить.
— Нет-нет, мне действительно понятно. Ховард использовал меня в качестве орудия мести по отношению к вам, а теперь вы жаждете возмездия, используя меня. Почему-то при этом никто не спросил моего согласия на участие в этом поединке.
Эллиот присел на край стола и взял обе ее руки в свои.
— Вы заблуждаетесь. Все отнюдь не так.
— Неужели? Признайтесь честно, способны ли вы сказать мне, что не горите желанием поступить наперекор завещанию Ховарда?
— Либерти, я понимаю вас. Вы были искренне к нему привязаны, однако взгляните правде в глаза: Ховард ведь только тем и занимался, что втягивал людей в свои игры. — Эллиот на мгновение умолк. Он по-прежнему крепко сжимал ее руки, не давая ей вырваться из его цепкой хватки. Выражение его лица стало холодным, почти суровым. Либерти не сводила с него зачарованного взгляда, наблюдая за его лицом и догадываясь, как внутри его борются самые противоречивые чувства. — Я не хотел бы, Либерти, чтобы вы помогли Ховарду одержать победу. И если вам кажется, что он использовал вас в своих целях, то у вас, можно сказать, развязаны руки.
— А разве вы занимаетесь не тем же в собственных целях?
— Я по крайней мере пытаюсь быть с вами предельно откровенным и воспринимаю наши отношения как обоюдовыгодные. Ховард же оставил вам один-единственный выбор, и то, надо сказать, просто чудовищный!
