Кимберли Кейтс - Прекрасная лилия
– Перестань! – Горло Кэтлин сжала судорога. – Перестань выдумывать сказки, чтобы утешить меня!
– Ты не веришь мне? Что ж, не могу тебя винить. Я бы и сам не поверил, если бы не видел собственными глазами, как бросок его копья спас мою собственную шкуру. Если бы не Финтан, быть бы мне разрубленным надвое боевым топором!
– А моя мать? Ты знал ее?
Нилл, казалось, смутился.
– Она была похожа на тебя – с такими же темными волосами и синими глазами. И все-таки не такая. – Взгляд его остановился на зардевшемся личике Кэтлин. – В ее красоте я видел один лишь яд, вроде того, что погубил моего отца.
Глаза Кэтлин вспыхнули. Она закусила губу, и Нилл тревожно покосился в ее сторону.
– Ты хотела узнать, кто были твои родители? – хмуро спросил он. – Однажды я слышал, как твой отец говорил, что ослеп, потому что Гренна была светом его очей.
Горло Кэтлин сжалось.
– Может быть, поэтому я была им не нужна, – едва слышно прошептала она.
Кэтлин обхватила себя руками, пытаясь представить себе эту великую любовь, столь сильную, что о ней слагались легенды, – любовь, которую родители не хотели разделить даже с ней. Браслет больно врезался в ее запястье. Она с горечью вспоминала, как еще ребенком гадала, какой же ужасный грех лежит на ней, раз родители отреклись от нее с самого рождения. Теперь их уже нет, и она никогда не сможет спросить их об этом.
Кэтлин удивленно вздрогнула, почувствовав, как теплая ткань плаща укутала ее плечи. Она еще хранила тепло сильного тела Нилла, пахла землей и ветром и еще чем-то неуловимым – должно быть, самим Ниллом.
Глава 4
Наконец она крепко уснула. Тихие, судорожные вздохи сменились спокойным посапыванием. Уснула, подумал Нилл и облегченно вздохнул. Но совесть его была неспокойна.
О чем, черт возьми, думал Конн, когда посылал его с этим поручением?! Куда лучше было бы отправить в аббатство одного из придворных шаркунов, которым обычно так ловко удается осушать слезы молоденьких женщин. Или хотя бы Деклана. Нилл прикрыл глаза, представив себе дородного рыжеволосого воина, который, пожалуй, был единственным, кого он мог считать другом.
Деклан, о чьем уродливом шраме, обезобразившем лицо, все мгновенно забывали, стоило ему разразиться добродушным смехом… Деклану и в голову бы не пришло вот так, без подготовки, ляпнуть, что никого из ее родных уже нет в живых. Он бы придумал, как утешить ее.
Да, но даже если бы Конн и послал Деклана, все равно куда больше Кэтлин нуждалась в женщине, которая смогла бы смягчить горечь первого удара, хотя бы вначале, пока Кэтлин еще не оправилась после того, как ее чуть ли не силой увезли из аббатства.
Взгляд Нилла невольно снова обратился к Кэтлин. На фоне темной подкладки плаща ее измученное личико казалось особенно бледным. Одну руку она подложила под щеку, как наплакавшийся ребенок. Колечки черных волос оттеняли кожу, белую, словно лепесток лилии. Шелковистые густые ресницы бабочками трепетали на щеках, губы слегка приоткрылись во сне.
Можно было бы принять ее за Спящую Красавицу из сказки, если бы не блестящие дорожки слез, еще не высохшие на щеках, и то, как она съежилась, обхватив себя руками, словно ожидая следующего удара.
Удара вроде того, что нанес ей он, когда сказал, что родители ее умерли. Нилл почувствовал угрызения совести. Нет бы ему промолчать! Пусть бы на здоровье забивала себе голову всякой чепухой о матери с отцом, которых не видела никогда в жизни.
Так нет же, словно черт тянул его за язык. Теперь он обречен смотреть, как эта девушка истекает кровью от раны, только ранено было не ее тело, а то, что гораздо глубже – ее душа.
Он причинил ей боль, и все же нельзя было привезти ее в замок Конна, когда она ничегошеньки не знала! Как он мог позволить, чтобы она только там узнала бы горькую правду и чужие люди стали бы свидетелями ее горя?! Кому бы не захотелось полюбоваться, как станет убиваться дочь прославленного героя?! В Гленфлуирсе наверняка найдется немало таких, которые возненавидят Кэтлин за ее красоту, грацию, да и просто за то, что она дочь знаменитого Финтана Макшейна.
Только почему при одной мысли об этом вся кровь разом вскипает в его жилах? Что это – неужели гнев, который никогда не охватывал его прежде? Нилл попытался взять себя в руки. Для подобных сантиментов сейчас не время.
Он тяжелым взглядом уставился на огонь, перебирая в памяти каждое оскорбление, каждую презрительную усмешку, которые услышал за все эти годы. Даже несмотря на неизменную доброту Конна, в душе его вечно кровоточила рана и сердце его, измученное стыдом и ужасом из-за предательства отца, казалось, вот-вот разорвется на части.
На месте Нилла другой давным-давно уехал бы прочь из Ирландии, взял себе другое имя и начал новую жизнь, отринув мучительное прошлое, которое разъедало его душу и тело.
Но Нилл остался. Он сражался, как мужчина, который хочет восстановить поруганную честь. Ничто не в силах было заставить его сойти с этого пути. И не важно, насколько чудесной, мужественной или беззащитной окажется Кэтлин, – он не станет ее защитником.
Единственное, на что оставалось уповать Ниллу, – это на его веру в Конна, который вот уже почти тридцать пять лет правил мудро и справедливо. Нилл никогда не забудет, каким огнем горели глаза тана, когда он вложил в его руку письмо.
«Я верю тебе, как не верил никому и никогда, – сказал тогда верховный тан, сжимая руку Нилла. – С тех пор как от моей руки умер твой отец, я принял тебя как собственного сына. И вот теперь пришло время доказать свою преданность. Скажи мне, Нилл: правы ли были твои враги? Или же ошибались? Неужели же я верил тебе напрасно?» И после того как тан вложил в его руки несколько листков, скрепленных его печатью, Нилл поклялся, что скорее умрет, чем нарушит данную Конну клятву нерушимой верности. Одну из этих бумаг он должен был прочесть сразу же, как только выедет из замка, – в ней говорилось, что он должен сделать и где искать девушку. А во второй…
Нилл коротко выругался про себя. Конн велел ему распечатать второе письмо нынче ночью, как только Кэтлин уснет. Краска стыда за свою забывчивость бросилась в лицо Ниллу. Будь прокляты эти залитые слезами глаза и хорошенькое личико, если ради них он хотя бы на минуту смог забыть о своем долге перед Конном!
Распустив завязки кошеля, висевшего у него на поясе, Нилл поспешно вытащил оттуда свиток. Печать, скреплявшая его, в пламени костра блеснула, точно сгусток крови.
Нилл украдкой покосился в сторону Кэтлин, невольно вспомнив о ее невинном любопытстве – как она гадала, уж не его ли тан предназначил ей в мужья. Глупость какая, чертыхнулся он. И все-таки, как он ни злился на себя, в этой мысли было какое-то колдовское очарование. А что, если Конн, при всей его мудрости и к тому же хорошо зная, что Нилл согласится жениться, только повинуясь его прямому приказу, задумал связать его нерушимыми узами с женщиной? Этот брак доказал бы всему Гленфлуирсу, что кровь благородного Финтана все еще жива. Она будет струиться в венах следующего поколения воинов, даруя им волшебную силу знаменитого предка. На мгновение что-то вдруг шевельнулось в его груди. Искушение? Он и сам этого не знал.
