Мэри Бэлоу - Верю в любовь
– Насколько лучше? – уточнила она.
– У меня есть деньги и свобода. И теперь я работаю на себя и ради тех, кто от меня зависит, а не на чужого человека!
Деньги и свобода.
– Но если ты захочешь жениться, придется избавиться от своей затворницы-жены.
– Осмелюсь сказать, что она крайне болезненное создание и, вне всякого сомнения, сойдет в могилу, как только мне это понадобится.
– Ты забываешь, что Банкрофты ее видели, – возразила Нора. – Разве я кажусь болезненной?
Ричард тихо рассмеялся, но ничего не ответил. Нора по-прежнему не открывала глаз.
– Ты был счастлив, Ричард? И сейчас счастлив? – допытывалась она.
– Почему бы мне не быть счастливым? – усмехнулся Ричард. – У меня есть все, что я мог бы пожелать.
– Включая странноватую жену, которая никоим образом не мешает твоей свободе, – добавила она.
– Совершенно верно, – согласился он.
Дети неожиданно завизжали и попадали на траву.
Сюда с цветников и террасы доносились веселый смех и крики. Играла задорная музыка. Но летний домик казался оазисом спокойствия, хотя стены пропускали каждый звук.
– А ты? – в свою очередь, поинтересовался он. – Как жила ты?
Нора тихо рассмеялась.
– Мне вовсе не по вкусу быть гувернанткой, горничной или служить в шляпной лавке, – призналась она, – хотя после смерти папы я некоторое время там поработала. В моих пальцах было больше дырок, чем в подушечках для иголок. Я была просто счастлива, когда женитьба Джереми дала мне возможность уволиться и уехать из Лондона. С тех пор я служу компаньонкой.
– Все у одной дамы?
– Нет. – Она принялась загибать пальцы. – Всего их было восемь, не считая леди Рашфорд, которая уволила меня через два дня, потому что лорд Рашфорд, ее сын, имел глупость сказать, что мои волосы похитили с летнего неба все солнечные лучи. Остается надеяться, что ему никогда не придется зарабатывать на жизнь поэзией. Да, и не считая миссис Аркенрайт, умершую за час до того, как я появилась у нее в доме, проехав половину Англии, чтобы добраться до места.
– А твоя последняя хозяйка?
– Миссис Уизерспун? Я терпела ее нытье, попреки и жадность целых полгода, но два дня назад она обвинила меня в том, что я отравила ее мерзкого пуделя – его, видишь ли, вырвало на пол в ее будуаре, и вместо того, чтобы, как обычно, оправдываться и предложить вытереть пол, я сказала правду: что собаку стошнило из-за огромного количества конфет, которые она ей скормила, и что сама она вечно болеет, потому что ест чересчур много сладкого. Она угрожала потащить меня к мировому судье и обвинить в неповиновении, или попытке убийства, или еще в какой-то подобной гнусности. Боюсь, это и стало концом моей службы. Конечно, не стоило высказываться так прямо, это было глупо с моей стороны, однако я наслаждалась каждым словом своей тирады. В результате я прибыла в Уимсбери сегодня утром, со всеми своими вещами, но совершенно без денег. Она отказалась мне платить.
– Трудно винить ее за это, – заметил Ричард.
Нора резко повернула голову и даже в полутьме увидела, что он ухмыляется. Она громко рассмеялась:
– Это действительно было забавно. Вот только она не платила мне ни пенни. Все шесть месяцев. Всегда находила причины не отдать мне жалованья. Я терпела все это унылое, нудное существование и осталась ни с чем. Теперь придется начинать все снова.
Нора закрыла глаза. Оба замолчали. И молчание это, похоже, становилось все мрачнее. Наверное, он больше не улыбается. Да и ей не хотелось смеяться. Неужели он так же одинок, как она сама?!
– Думаю, – выговорил наконец Ричард, – нам лучше пойти и еще потанцевать. Мы достаточно долго отсутствовали. Я искал тебя, желая сказать, что скоро заиграют вальс. Просто стыд, если мы его пропустим! Ты когда-нибудь танцевала вальс?
Она выучилась этому танцу давным-давно. Когда еще брала уроки у преподавателя. Но никогда не танцевала на настоящем балу. Потому что никогда не бывала на настоящем балу. Так и не дождалась своего лондонского сезона…
– Только с учителем, – вздохнула Нора. – Но это было целую вечность назад, в далеком прошлом.
– Пойдем убедимся, что ты ничего не забыла, – объявил Ричард, взяв ее за руку. – Если же забыла, я тебя научу.
Он сжал ее руку. Его ладонь была большой, теплой и сильной.
Ричард повел ее по тропинке между цветочными клумбами.
И в эти минуту Нора ощущала сладостно-горькое счастье. Именно такое выпало на ее долю в этот необыкновенный день. Почему же ей так хотелось плакать?!
Глава 8
Ричард никогда не увлекался танцами, хоть и танцевал на балах, поскольку так было принято. Однако он вовсе не считал такое занятие романтичным. Даже вальс. Обычно на вальс он приглашал партнершу, с которой мог бы вести разумную беседу, пока они с полчаса кружились по залу. Но беседовать с Норой оказалась невозможно из-за оглушительной музыки, веселых криков и громкого смеха. Да и кружить ее в танце тоже было затруднительно из-за небольшого размера площадки и изрядного количества желающих вальсировать. Поэтому они были вынуждены двигаться медленнее, чем обычно. Кроме того, их сдавили со всех сторон. Пришлось также танцевать почти в полном молчании. Фонари были развешаны достаточно далеко от площадки. Они танцевали при свете луны и звезд. Все это казалось Ричарду неожиданно романтичным и не слишком приятным. Через несколько минут он решил, что сможет лучше уберечь Нору от толчков, если прижмет ее ладонь к своему сердцу и крепче обнимет за талию.
Ее рука вдруг скользнула по его плечу чуть выше, к затылку. Он ощутил прикосновение кончиков пальцев к обнаженной коже поверх воротника сорочки. Близость их тел во время танца непременно вызвала бы скандал в любом бальном зале. Но теперь он был уверен, что только так и следует танцевать вальс.
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Нора не улыбалась. И все же в ее взгляде теплилась нежность. И в его тоже.
Любопытно, как можно чувствовать себя наедине с партнером, даже если находишься в гуще толпы. Словно в мире вдруг не осталось никого, кроме них с Норой, лунного света и звезд и лиричной мелодии вальса.
Они поженились пятого мая. Почти десять лет назад.
Целую жизнь назад…
После этого Ричарду не позволили к ней подойти. Он пытался, видит Бог, пытался, хоть и опасался нового избиения, но ему каждый раз твердили, что Нора не хочет его видеть. Недаром возвращала все его письма нераспечатанными. Все, кроме последнего. Но ее ответ удивил Ричарда. Он с циничной усмешкой ожидал согласия.
Почему она отказала?
Однако теперь он смотрел ей в глаза и ни о чем не спрашивал. Этот момент был посвящен вальсу и неожиданному моменту счастья.
