Виктория Холт - Песня сирены
Она складывала мои платья, разглаживая их, как обычно делала.
— Мне нравится это голубое, Карлотта. Это цвет павлиньих перьев, цвет твоих глаз.
— На самом деле это не так, оттенок моих глаз светлее.
— Но они выглядят именно такими, когда ты надеваешь это платье.
— Дамарис, сколько тебе лет?
— Почти двенадцать.
— Значит, уже время задуматься о том, что же делает твои глаза голубыми?
— Но мои глаза не голубые, — возразила она, — они совсем бесцветные, как вода. Иногда они выглядят серыми, иногда — зеленоватыми и лишь иногда голубыми, когда я надеваю что-либо глубокого синего цвета. И у меня нет таких чудесных черных ресниц, мои — коричневые и совсем не длинные.
— Дамарис, я и так вижу, что ты прекрасно выглядишь, и совсем не нуждаюсь в детальных описаниях. Какие туфли ты уложила?
Она стала перечислять, улыбаясь своей обычной добродушной улыбкой. Дамарис было совершенно невозможно вывести из себя.
«Двенадцать лет!» — изумлялась я. Я была немногим старше, когда впервые встретила Бо, но я очень отличалась от Дамарис, даже если не считать этой встречи, изменившей мою жизнь. Дамарис не замечала ничего, кроме больных животных и бедных арендаторов, которым нужно было починить жилье. Она могла бы стать очень хорошей женой такого же туповатого и добродетельного чудака, как она сама.
— Все, оставь меня, Дамарис, — сказала я. — Я лучше управляюсь сама.
Она ушла с угнетенным видом. Я, конечно, была неприветлива с ней и должна бы вернуть ей хоть часть того обожания, которое она испытывала ко мне так бескорыстно. «Бедная неуклюжая маленькая Дама-рис! — подумала я. Она всегда будет прислуживать другим и забудет про себя. Она будет очень добра и заботлива… для других и никогда не будет жить своей жизнью». Если бы Дамарис не была мне столь безразлична, я бы пожалела ее.
Я должна была уезжать на следующий день. В Эверсли готовилось что-то вроде торжественного ужина, так как дедушка обычно настаивал на подобной церемонии в таких случаях, Мой дядя Карл, брат матери, был дома в отпуске. Следуя семейной традиции, он служил в армии. Он был очень похож на отца, и Карлтон очень им гордился.
Бабушка надавала мне кучу поручений и посланий к Харриет и приготовила травы и коренья, которые, как ей казалось, могли бы заинтересовать Харриет.
Они отправятся с моим багажом на одной из вьючных лошадей. Чтобы ехать не утомляясь, нужно было три дня, и все обсуждали маршрут, которым я поеду. Так как я уже неоднократно ездила этим путем, разговор, в общем-то, был необязателен. Мне не нравилось, что устроили такую церемонию расставания. Дедушка смеялся и говорил:
— О, наша леди Карлотта весьма опытная путешественница!
— Достаточно опытная, чтобы понять, что все это обсуждение ни к чему, — ответила я.
— Я слышала, что «Черный боров» — это наиболее респектабельная гостиница, — вставила Арабелла.
— Я могу подтвердить это, — сказал Карл. — Я провел там ночь по пути сюда.
— Значит, ты должна остановиться в «Черном борове», — заключила Присцилла.
— А почему она так странно называется? — спросила Дамарис.
— Хозяева держат такого борова, чтобы спускать на тех путешественников, которые придутся им не по душе, — изрек дед.
Дамарис встревожилась, и Присцилла успокоила ее:
— Твой дедушка пошутил, Дамарис.
Затем зашел разговор о политике, и, как всегда, деда невозможно было остановить. Бабушка предложила оставить мужчин, чтобы те закончили свои воображаемые сражения, пока мы займемся обсуждением более насущных дел.
Женщины уселись в уютной зимней гостиной и долго еще обсуждали мое путешествие: что мне необходимо взять с собой и что я не должна позволять Харриет долго удерживать меня.
На следующее утро я поднялась на рассвете. Дамарис с Присциллой были в конюшне, где моя мать убедилась, что все было упаковано и навьючено на двух лошадей. Меня сопровождали три грума, один из которых должен был следить за вьючными лошадьми. Присцилла выглядела очень озабоченной.
— Я буду ждать от тебя весточку сразу по приезде.
Я пообещала, что сделаю это, затем поцеловала ее и Дамарис, села верхом и поехала позади двух грумов, в то время как третий ехал за мной, ведя двух вьючных лошадей. Такой порядок был обычным в дороге, хотя полностью целесообразность таких предосторожностей мы оценили несколько позже.
Я была на пути к Харриет.
СТОЛКНОВЕНИЕ В «ЧЕРНОМ БОРОВЕ»
Было прекрасное утро, и я чувствовала себя счастливой, когда мы ехали по знакомым тропинкам, заросшим полевыми цветами — мятликом, гвоздикой и вьюнком. Я вдыхала сладкий аромат боярышника и любовалась белым кипением цветущих яблонь и вишен в садах, которые попадались по пути.
Свежий утренний воздух и красота природы придали мне бодрости. Впервые с того момента, как я потеряла Бо, я испытывала покой и безмятежность. Казалось, сама природа подсказывает мне, что я не должна предаваться мрачным размышлениям. Один сезон сменился другим, начиналось новое лето. Бо не стало, и пора было с этим смириться.
И все же я не могла забыть пуговицу, которую нашла в Эндерби, и запах мускуса, который меня преследовал тогда. Когда я снова наведалась туда, то никакого запаха не уловила и сказала себе, что все это — моя фантазия. Но ведь была же пуговица, которую Бо там потерял? Она так и валялась бы в углу, если бы миссис Пилкингтон не затеяла уборку в доме.
Этим майским утром мне хотелось думать о другом. Я представила себе, как мы с Бенджи бродим по лесу возле монастыря Эйот, вернее, возле его развалин; только сначала нужно добраться до острова на лодке. На этом острове я была зачата — так поведала мне мать. Когда мои родители вернулись на материк, отца схватили, и он был казнен… У меня были все основания испытывать ностальгию на острове Эйот.
Мы проделали большой путь вдоль берега в первый же день нашего путешествия. Погода благоприятствовала нам, и к вечеру мы добрались до гостиницы «Дельфин», которую я не раз навещала и где хорошо знала хозяина. Он был рад видеть меня и моих спутников, угостил вкусной щукой, а потом распределил по комнатам. Мы отлично выспались, а утром, подкрепившись свежевыпеченным хлебом с беконом и запив его пивом, отправились дальше.
День начинался хорошо. Пригревало солнышко, дорога была сухая, и около полудня мы остановились в «Розе и короне». Нам подали на обед запеченных в тесте голубей и сидр местного приготовления, который оказался гораздо крепче обычного. Я выпила; немного, зато слуга, который отвечал за упаковку походных вьюков, сильно «перебрал» и к тому времени, когда нужно было собираться в дорогу, крепко заснул.
