Роберта Джеллис - Нежный плен
Выражение лица Джоанны было столь очаровательным, что Джеффри невольно сжал лютню в руках, задев ее струны.
— Я не очень-то люблю нашего короля, — призналась Джоанна. — И не хотела бы видеть Джона Грея в качестве архиепископа, но… но нельзя во всем винить одного короля. У него есть право и полномочия участвовать в таких серьезных назначениях… Вот так всегда, — грустно-серьезно произнесла Джоанна. — Стоит вам обмануть ожидания церкви, как вас тут же сожрут заживо.
— Разве подобные речи приличествуют скромной девушке?
Джоанна подняла на жениха огромные глаза и с притворной невинностью спросила:
— Разве я употребила какое-нибудь непристойное слово, милорд?
Джеффри снова покраснел. Впервые за все время Джоанна назвала его милордом, и, хотя слово прозвучало в форме шутки, Джеффри было необыкновенно приятно.
— Каждое слово в отдельности вполне благозвучно, но в рамках всей фразы — нет, — покачал головой Джеффри и рассмеялся, но тут же снова стал серьезным. — Однако всему этому не видно конца. Поначалу, пока короля не покидала надежда на примирение, он е зздерживался от вмешательства. Но, убедившись в непреклонности папы, Джон стал грабить церковные владения, причем конфисковывал даже распятия, чтобы переплавлять затем все это в золото и серебро.
— Но в этом есть свои преимущества, — сухо заметила Джоанна. — По крайней мере реквизиции уберегли нас от расходов на войны с Шотландией и Ирландией. То же и с Уэльской кампанией… Тебе же известно, Джеффри, что король не призвал всех на войну. Он производит набор наемников. По сути дела, последние два года требования Джона настолько несущественны, что многие вассалы и смотрители замков, находившиеся у нас в долгу, уже покрывают свои расходы.
— Не обольщайся. Думаешь, нам все это сойдет с рук? Ты ведь знаешь, на что способна церковь. Рано или поздно короля вынудят заключить мир, а пока Джон не согласится вернуть награбленное, об этом не может быть и речи. Откуда, по-твоему, будет пополняться королевская казна?
* * *Оказывается, не один Джеффри сомневался по поводу размеров захваченной королем церковной собственности. Питер де Роше, епископ Винчестерский, говорил почти то же самое.
Король, к которому епископ пришел для разговора, оторвался от созерцания «живых картинок» и поднял глаза на святого отца. Эти два человека до смешного контрастировали между собой, несмотря на одинаковые цвет кожи, прически и бороды, стриженные на один манер. Король Джон за последние годы располнел, приобретя поразительное сходство с винной бочкой, наделенной головой и конечностями. Епископ Винчестерский был тощ как скелет.
— Возможно, — заговорил бархатным мелодичным голосом Джон, — к тому времени я достигну своей цели. Я уже накинул ярмо на Ирландию и Шотландию. Когда же усмирю Уэльс, времени для заключения мира будет предостаточно. Тогда-то я и поторгуюсь с английскими баронами. — Он злорадно улыбнулся: — Кто посмеет отказать мне в деньгах, когда придется возвращать долг церкви?
— Очень мудро, милорд, — раздался благозвучный женский голос.
Мужчины перевели взгляды на «живые картинки», которыми любовался Джон.
Годы, казалось, не тронули Изабеллу Ангулемскую в такой степени, как ее супруга. Смуглая, как и Джон, она обладала бездонными, словно колодцы, огромными черными глазами, затененными длинными ресницами и увенчанными тонкими красивыми бровями, блестевшими, как шелк. Нос у нее был небольшой и прямой, а темно-розовые губы образовывали изысканной формы бантик. Чудесная смуглая кожа, казалось, говорила о скрытой страстности Изабеллы. Созерцать эту женщину доставляло физическое наслаждение. Ее по праву называли первой красавицей Европы.
Рядом с Изабеллой стоял четырехлетний мальчик, рослый для своего возраста, но поразительно не похожий на родителей ни светлыми волосами, ни ясными голубыми глазами. Он был хорошо сложен, глаза его светились умом, хотя неестественно опущенное веко слегка портило детское личико. Второй странностью ребенка было его абсолютное спокойствие. Обычно четырехлетние мальчики вели себя как чертенята, этот же словно понимал, что представляет часть картины, нарушив которую, получит нагоняй. На полу, у ног Изабеллы, еще один мальчик, на год моложе, играл с какими-то яркими предметами, а в роскошной колыбели спал младенец.
После семи лет бесплодия Изабелла выполнила свой долг перед Плантагенетами сполна: произвела на свет двух здоровых сыновей и двух очаровательных дочерей. Похоже, не было никаких оснований думать, что она не родит королю еще детей — таких же здоровых и веселых, чье вхождение в жизнь никак не отразилось на красивом теле их матери. Однако находились языки, что поговаривали, будто дети совершенно не трогают ледяное сердце королевы. Но это мнение отнюдь не являлось всеобщим. Некоторые утверждали, что у Изабеллы вообще нет сердца, потому-то и неблагоразумно ждать, что ее детям найдется там место.
Ошибались и те, и другие. Изабелла имела совершенно нормальное сердце. Оно ровно и сильно билось при естественной температуре ее тела, поддерживая игривый румянец на щеках и здоровый цвет губ. Не оставалось ее сердце глухим и к любви, предмет которой был выбран Изабеллой Давно, задолго до того, как родились ее дети. По сути дела, как только Изабелла впервые посмотрелась в доблеска начищенное металлическое зеркало и увидела свое отражение, ее сердце стало абсолютно невосприимчивым к любому чувству, не касавшемуся непосредственно предмета своего обожания. Изабелла Ангулемская всецело и полностью отдавала свою любовь самой себе.
К счастью для Изабеллы, это было действительно так. В ином случае ее жизнь можно было бы назвать крайне несчастливой. В раннем детстве она была помолвлена с молодым человеком из знатного рода, обладавшим властью, богатством и сильным характером, по имени Хью ле Брун де Лузиньян. А за несколько недель до свадьбы Изабеллу встретил Джон, который добился согласия девушки на брак и немедленно женился на ней. Изабелла не противилась, и не только потому, что была молода и благоговела перед Джоном. Она охотно поменяла графа на его сюзерена, вассала — на короля. По мнению Изабеллы, титул королевы мог дать ее красоте более приличествующее обрамление.
Изабелла была удовлетворена своей сделкой, хотя уже месяца через два после свадьбы стало ясно, что ее муж — отъявленный развратник. Однако его явное презрение к женщинам, с которыми он периодически делил постель, не мешало его вниманию и уважению по отношению к самой Изабелле, чье достоинство король оберегал весьма ревностно. Поскольку никакие иные чувства, кроме честолюбия, не связывали королеву с мужем, она была вполне довольна. Изабелла не сомневалась, что Джон любит ее: он никогда не разлучался с ней и проводил в ее обществе большую часть времени. А раз так, совсем не важно, кто спит в его постели.
