Патриция Поттер - Железное сердце

Вскоре после полудня они остановились у ручья, хотя и были уже неподалеку от Ларами.

Прежде чем покинуть утром место стоянки, Лори переоделась в скромную блузку и юбку для верховой езды, не отличавшуюся от обычной, если девушка не сидела на лошади. Лори знала, что женщины в Вайоминге обладают большей свободой, чем где-либо. Они заседали среди присяжных и добилась права голосовать. Впрочем, носить штаны им, разумеется, не позволялось — и она не представляла, когда и как сможет воспользоваться своими женскими уловками.

Рейнджер осмотрел ее наряд с близким к изумлению чувством. Она связала волосы сзади лентой и знала, что коричневая блузка подчеркивает янтарный оттенок ее глаз.

Шляпу она лихо сдвинула набок. Сознавая, что не красавица, девушка понимала однако, что достаточно привлекательна, особенно здесь, где мало женщин.

Поездка прошла в основном в молчании, враждебность змеей вползла между ними. Весь их разговор сводился к коротким приказам рейнджера и изредка к шепоту, которым обменивались она и Ник, но даже в этом чувствовался накал.

Ник снова натер руку о седельную луку и все утро беспокойно ерзал в седле. Когда он вернулся этим утром от ручья, глаза у него были темными и недоверчивыми, рубаха испачкана, и Лори с трудом подавила желание подойти к нему. Она знала этот взгляд, словно предупреждающий каждого, даже близких ему людей, держаться от него подальше. Такое хмурое настроение охватывало его нечасто, и Лори сдержала сочувственные слова: они ему не понравятся, особенно на виду у рейнджера.

На миг блеск его глаз напомнил ей глаза рейнджера, но она отбросила эту мысль. Ник вовсе не напоминал мрачного, лаконичного представителя закона. Единственное, что было между ними общего, горько решила она, — это обоюдное желание избавиться от нее. Но от нее так просто не отделаешься.

Ник сказал, что она будет мешать ему и он не сможет сосредоточиться, если будет беспокоиться о ней. Рейнджер просто-напросто хотел устранить ее с дороги. Но Лори знала, что Ник не сможет так легко сбежать от человека, нацеленного на то, чтобы возвратить его в Хармони. Она уже заметила осторожность рейнджера. Как вообще сможет Ник бежать, когда он столь тщательно скован?

Лори не спорила, но и не собиралась выполнять желания брата. Ей все время казалось, что она — единственный шанс Ника. И она должна подарить его брату — вся семья задолжала ему этот шанс. Все они слишком зависели от него, с упавшим сердцем подумала Лори. Никто не слушал его, когда он говорил о жизни на ранчо. Никто не принял всерьез его размышлений о земельном участке в Вайоминге, приобретенном им на втайне накопленные тяжелым трудом деньги. Семья полагалась на его силу, но принимала ее как должное, никогда не спрашивая, нужно ли что-нибудь самому Нику.

У ручья Морган позволил Нику слезть с лошади, не преминув подчеркнуть, что делает это ради усталых животных. Ник потер саднящие кисти и размял ноги ходьбой. Морган не настоял на проклятых ножных оковах, но ручные кандалы остались на месте.

Лори подавила слабый стон, пытаясь прогуляться: она привыкла к езде на большие расстояния, но не на крупе лошади. Как обычно, рейнджер следил за ними с чуткостью кошки, наблюдающей за мышью, которую она намерена сожрать. Он дал лошадям пригоршню овса и позволил им медленно пить, и Лори поняла, что он относится к ним внимательнее, чем к ее брату, с которым обращался с привычным, но осторожным безразличием.

Рейнджер не казался утомленным и не ослабил бдительности, присущей ему с той минуты, как она его увидела. Лори гадала, есть ли в нем хоть одна чувствительная жилка. Их глаза на миг встретились, но он почти сразу отвернулся. Ник находился в нескольких футах от них, и лицо его казалось Лори бесстрастной маской. Она чувствовала, что ему отчаянно хочется прыгнуть на рейнджера, сделать хоть что-нибудь, чтобы ослабить телесное напряжение, но вот взор его остановился на ней, и она заметила, как он с усилием взял себя в руки.

Это уловил и Морган: Лори видела, как напряглись под темно-синей хлопчатобумажной рубахой его мускулы.

— Пора отправляться, — бросил он, и в его потемневших глазах читалось предупреждение им обоим.

— Как скажешь, — пожал плечами Ник.

Морган поднял бровь, но промолчал и подвел Ника к лошади, снова приковал его кисти к седельной луке и проследил за тем, как он садится, затем подставил Лори свои руки.

Вдруг Лори показалось, что сейчас он допустил первую ошибку. Поводья лошади Ника свободны. Если она забросит их на круп, Ник сможет подбежать к лошади. Конь рейнджера надежно привязан поодаль, а ее кобыла Клементина находится на поводу у гнедого. Если бы только руки Ника не были прикованы к седельной луке.

Ее взгляд опустился на кобуру рейнджера. Ей нужно добыть его револьвер. Она поставила левую ногу и приготовилась броситься на него я схватить револьвер, но, как видно, он был наготове.

Моргай ожидая этого. Едва Лори приблизилась, как он быстро повернулся, и она очутилась у него на руках, при этом их лица разделяла лишь пара дюймов, а ладони его крепко обнимали ее спину и бедра. Уже третий раз Морган держал ее в объятиях против воли, и с каждым разом его охватывал все более нестерпимый жар, который ему теперь едва удавалось сдерживать.

Он держал ее чуточку дольше, чем было необходимо, потом поставил на ноги, и губы его тронула знакомая улыбка, далекая от искреннего веселья.

— Больно, мисс Лори?

Она распрямилась и посмотрела на него в упор:

— Не вы ли заставили меня ехать на спине лошади целых полтора дня? У меня задеревенели все мышцы.

— Вот как? Глядя на вас, этого не скажешь, — протянул он с мягким техасским акцентом.

— Так вы поможете мне или нет? — рассердилась Лори.

— Не думаю, — ответил он терпеливым тоном, каким говорят с детьми.

Он оставил ее и привязал поводья лошади Ника к кобыле девушки, затем уселся на своего гнедого и обернулся:

— Как, по-вашему, сможете вы сесть на лошадь сами или хотите немного пройтись?

Лори повернулась к брату, оперлась ладонью о его напрягшуюся руку, поставила левую ногу в освобожденное им стремя и села позади него.

— Я так и думал, что сможете, — проговорил рейнджер и, ударив лошадь каблуками, пустил ее рысью, не дожидаясь ответа.

Через три часа они въехали в Ларами. Морган все еще ощущал дьявольское пламя, охватившее его в краткие секунды невольных объятий. Ее лицо было так близко, а широко распахнутые глаза, затененные темными ресницами, глядели так удивленно, что ему захотелось, черт побери, поцеловать ее. Хотелось просто адски, как никогда прежде. И не отпускать. В его объятиях она была такой мягкой и гибкой, а вовсе не задеревеневшей. Но он знал, что эта мягкость — всего лишь следствие испуга. Что касается ее чувств, нежными их не назовешь: она готова была вонзить в него нож, и он не настолько глуп, чтобы сомневаться в этом.