Джудит Френч - Мой нежный варвар
«Да, так лучше», — подумал Птолемей. Ему надо сосредоточиться. Время пойдет быстрее, если он будет думать о торговле и возможных осложнениях в отношениях с Карфагеном, а не об аромате, исходившем от Роксаны, или о ее шелковистой коже.
Бесконечный поток полуобнаженных людей двигался под обжигающим солнцем от доков к повозкам, запряженным быками, и к караванам мулов и верблюдов. Спины людей блестели от пота, носильщики сгибались под тяжестью мешков с зерном, корзин с рыбой, связок шкур животных. Чайки и морские птицы, оглушительно крича, дрались за рыбу. Корабельные повара, писари и городские чиновники сновали в толпе моряков, солдат, жрецов, беспризорных мальчишек, шлюх, продавцов пива. Раздавался рев быков и мулов, лай собак, крик птиц, томящихся в клетках.
— Клянусь Зевсом, ну и грязное же это место! — произнес Птолемей, с трудом отвлекаясь от своих размышлений и пытаясь скрыть то, что не слышал ни слова из сказанного Гектором. — Здесь ни глотка свежего воздуха! Иногда я думаю, не лучше ли было вернуться в Македонию и стать там крестьянином.
Адмирал усмехнулся. Он был человеком средних лет, невысоким, худым, как жердь, его кожа под действием солнца и ветра приобрела оттенок темного пива.
— Не могу представить вас за плугом, ваше величество.
Глаза Гектора были голубыми, но выцветшими, как и вся его внешность, однако в них светился проницательный ум. Птолемей хорошо знал цену своему адмиралу, и в его интересах было оказывать этому человеку уважение, которого тот заслуживал.
— Я так долго не держал меч в руках… — признался Птолемей, подстраиваясь под дружеский тон. — Никто не может похвастаться, что легко иметь дело с этими раболепствующими волокитчиками или самодовольными послами.
— Да, ваша правда, — согласился Гектор. — Хотя хороший порт может сторицей вознаградить за долгие недели жизни на одном пиве и черством хлебе.
— Но здешний смрад!.. — воскликнул Птолемей. — Как ты можешь выносить это зловоние после чистого морского воздуха?
Адмирал рассмеялся.
— Есть города и похуже. А здесь, по крайней мере, есть сточные трубы.
Зубы Гектора, золотые и цвета слоновой кости, блестели на солнце. Остатки волос с проседью были коротко подстрижены. На чисто выбритом лице отчетливо проступали глубокие шрамы после оспы. Впечатление портила обвисшая щека, пронзенная стрелой, выбившей ему зубы и зацепившей мускулы.
— Александрия пахнет деньгами, — сказал Гектор. — И властью. Какой другой город может сравниться с ней? Какая другая страна? И все благодаря вам, мой царь.
Птолемей фыркнул, но в глубине души он был польщен. Рассказы Гектора о Карфагене и проведении кампании на юге были утешительными, а новый флот уже почти создан. Скоро ему не придется бояться Кассандра. Через два года Македония будет платить дань Египту, то есть ему! Он снял с большого пальца руки тяжелый золотой перстень и вручил его Гектору.
— Продай это и купи себе пару сандалий, — сказал он. — Пусть меня поразит Посейдон, если ты не выглядишь как пират, а не мой адмирал! Если бы я повстречал тебя в темной; аллее, то схватился бы за меч.
Гектор принял перстень и проверил качество золота на зуб. Птолемей, громко расхохотавшись, хлопнул его по плечу.
— Завоюй мне Карфаген, и я сделаю тебя правителем! Ты проведешь остаток своих лет в роскоши.
— Тогда мне придется оставить свою жену в Греции.
— Которую из них? Старую Цирцею? А может, финикийскую красотку или ту нубийскую принцессу, которую, как я слышал, ты прячешь в…
Гектор прервал его крепким словцом.
— Вы знаете чересчур много, — сказал он, искренне смеясь. — Вы знаете, что о вас говорят, ваше величество? Говорят, что никому от Афин до Персеполя не удавалось задавить блоху без того, чтобы соглядатаи не донесли вам о ее размере и весе и чтобы вы не смогли извлечь выгоду из этого убийства.
— Неужели? — рассмеялся Птолемей, — А я…
Пухлый евнух с обритой головой и выбритыми бровями бросился вперед и лег ничком на палубе.
Гектор выхватил изогнутый кинжал, висевший на поясе, и направился к нему.
Птолемей жестом остановил друга.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
— О великий и славный царь! — завыл посланец. — Самый прославленный и достойный…
— Обойдемся без формальностей. Чего тебе надо? Говори, или Гектор разрубит твою башку и все, что в ней есть, скормит рыбам, — пригрозил Птолемей.
Посланец прижался к дощатому настилу.
— Ее величество царица Артакама, возлюбленная дочь Исиды, верховная жрица богинь Бастет, Тауэрт и Нехбет, просит прийти вас к ней при первой же возможности.
Пухлая рука с мясистыми пальцами указала на украшенное цветами судно, стоявшее на якоре близ кораблей флота. Знамена царицы Египта, жены Птолемея, развевались над баржей, на которой был ярко нарисован глаз бога Гора и золотые цветы лотоса.
— Что ей нужно? — спросил Птолемей и рассмеялся. — Если бы ты и знал, то не осмелился бы мне сказать, не так ли, надушенный болван? — Он посмотрел на Гектора и пожал плечами. — Видишь ли, царские жены так же докучливы, как и остальные. Можешь предоставить корабль и гребцов, которые доставят меня к ее судну? Если я не попаду к ней, она отомстит мне тем, что потребует построить еще одну гробницу. А та, что я построил недавно, стоила немалых средств.
Гектор отсалютовал.
— Сейчас же, мой царь!
Он поманил помощника, и через несколько минут Птолемей взбирался по веревочной лестнице на палубу роскошного судна царицы Артакамы.
Охрана царицы, вооруженная луками, копьями и дубинами, стояла неподвижно, а хор рабынь пел приветственный гимн. Одетые лишь в цветочные гирлянды, обвивавшие их бедра, девушки опустились на колени и посыпали путь царя цветками лотоса. Птолемей остановился и огляделся в поисках жены. Он видел жриц, танцовщиц, музыкантов, гребцов, евнухов, кошек, но Артакамы нигде не было.
Пожилая придворная дама, в которой он узнал одну из фавориток жены, вышла к нему навстречу и распростерлась на палубе.
— Ваше величество, царица Артакама просит вас…
— Да, я знаю, — перебил ее Птолемей, которого все сильнее раздражала эта сцена. — Где она сейчас и что ей нужно?
Египетская аристократка улыбнулась и изящным движением указала на задрапированный павильон, расположенный рядом с кормой баржи. Двое огромных евнухов, облаченных в персидские шаровары и тюрбаны, стояли на страже. У каждого в руке был топор.
Не обращая на них внимания, Птолемей отодвинул занавесь, вошел и замер, глядя перед собой. Он чуть не открыл рот от изумления, но в последний момент взял себя в руки и просто произнес имя жены.
