К. Харрис - Где танцуют тени
– И часто Росса посещали подобные личности?
– Довольно часто.
– А в ночь его смерти?
– То есть, в прошлую субботу?
– Да.
– Почему вы думаете, что я вспомню об этом теперь, неделю спустя?
– Потому что в воскресенье утром, узнав о кончине Росса, вы что-то заподозрили. По-моему, вы переосмыслили нечто, увиденное накануне.
Мадам Шампань отпила глоток кофе.
– А вы догадливы.
– Кто приходил к Александру Россу тем вечером?
Француженка осторожно отставила чашку:
– Ну что ж, дайте подумать… Первой была молодая женщина. По крайней мере, я предполагаю, что молодая, хотя трудно утверждать наверняка, ведь на посетительнице был плащ с наброшенным капюшоном.
– Прилично одетая?
– Плащ простой, но хорошего кроя. Больше я ничего не разглядела, поскольку на ней имелась еще и вуаль. Но не уличная женщина, если вы об этом.
– А Росс развлекался с уличными женщинами?
– В своей квартире – нет. Как он вел себя в других местах, мне неизвестно.
– И долго пробыла у него эта посетительница?
– Минут двадцать, может, полчаса – не больше. Ушла очень быстро.
– Она приехала в карете?
Мадам Шампань отрицательно покачала головой:
– Конечно же, на извозчике.
Девлин кивнул. Сент-Джеймс-стрит слыла сугубо мужской вотчиной. Для женщины благородного происхождения даже прогуляться по этой улице считалось нарушением принятых в обществе правил. А уж оказаться замеченной входящей в квартиру джентльмена, да еще одной, для любой приличной дамы означало немедленный и безоговорочный позор. Неудивительно, что посетительница – кем бы она ни была – постаралась скрыть свое лицо.
– А потом?
– Через час-другой после отъезда женщины по лестнице поднялся мужчина в вечернем наряде.
– Как он прибыл?
– Пешком. Но о нем расспрашивать бесполезно, поскольку я и вправду ничего не смогу сообщить. Шляпа визитера была низко надвинута, воротник накидки поднят, а голову он старательно держал опущенной.
– Один из россовских «опасных субъектов»? – улыбнулся Себастьян.
– Именно.
– Как долго он оставался?
– Дольше, чем женщина. Примерно час, может, больше. По-моему, время близилось к девяти или даже к десяти, когда он ушел.
– И вы ничего не можете о нем сказать?
– Почти ничего. Ни высокий, ни низкий, ни плотный, ни худощавый. Одет, как джентльмен: шелковые чулки, панталоны. Да, еще была тросточка.
У виконта тоже имелась элегантная прогулочная трость эбенового дерева. Под ее искусно изукрашенным серебряным набалдашником прятался стилет.
– А мистер Росс в тот вечер не покидал дом?
– Если и покидал, я этого не видела.
– В здании имеется другой выход?
– Есть дверь во двор, но там тупик, – мадам Шампань отпила кофе и добавила: – Той ночью у Росса побывал еще один гость.
– Да?
Хозяйка кивнула:
– Незадолго до того, как я сама ушла отдыхать, наверх поднялся еще один джентльмен. Однако почти сразу же спустился обратно.
– Будто обнаружил, что хозяина нет дома?
– Или будто тот был уже мертв.
ГЛАВА 11
Себастьян пытливо всмотрелся в тонкие черты и полуприкрытый веком глаз собеседницы.
– А как был одет второй джентльмен?
– Почти так же, как и первый. Вечерняя накидка и панталоны.
– Мог это быть один и тот же человек?
Хозяйка нахмурилась, словно взвешивая подобную возможность, затем покачала головой:
– Не думаю. Они двигались по-разному. По крайней мере, у меня тогда создалось такое впечатление, поскольку мне и в голову не пришло, что это может оказаться тот же мужчина.
– А вы не видели, эти визитеры приходили к Россу раньше?
– Эти или похожие.
– Однако понятия не имеете, кто они такие?
Француженка открыла было рот, но заколебалась.
– Да? – вопросительно глянул виконт.
Мадам Шампань подалась вперед.
– Люди могут прятать лицо, но при этом забывают, что их произношение говорит само за себя… тому, кто умеет слушать.
– И какие же акценты вы сумели расслышать?
– В основном, русский. Но также шведский и турецкий. И, конечно же, иногда французский, – собеседница не сводила глаз с лица Девлина. – Вы недоумеваете, как я могу различить, да?
Себастьян криво усмехнулся:
– Сомневаюсь, что мне удалось бы распознать шведский или русский акцент. Или отличить турка, скажем, от грека.
– Когда я была ребенком, мой отец служил в Версале. Я росла в окружении людей, говоривших на всех языках Европы, и не только. Мы с братом даже придумали такую игру – подражать произношению иностранцев.
Он заметил, как дрогнули в быстром вдохе ноздри собеседницы, и понял без разъяснений, что брат мадам Шампань, как и ее супруг, мертв.
– Никто из гостей Росса не был вам знаком?
– Я узнала одного из русских – полковника из посольства по имени Дмитрий Чернышев. Насколько я понимаю, они с Александром дружили со времен его службы в России.
Это имя ничего не говорило виконту.
– И больше никого?
– Ну, еще Антуана де Ла Рока, – состроила гримаску мадам.
– А кто это?
– Бывший священник. Покинул Францию более двадцати лет назад с первой волной эмиграции. Пользуется репутацией собирателя старинных, редких книг. Часть его коллекции выставлена на обозрение публики – разумеется, платежеспособной публики, хотя де Ла Рок и утверждает, что плата взимается исключительно для отсеивания уличного сброда.
– И где же эта выставка?
– На Грейт-Рассел-стрит, возле музея. А самого коллекционера частенько можно найти рыскающим по книжным лавкам в Вестминстер-Холле.
– Мог де Ла Рок быть одним из увиденных вами в тот вечер мужчин?
– Он наведывался к Россу регулярно. Но приходил ли в тот вечер? – снова загадочная улыбка. – Как знать…
Виконт заподозрил, что хозяйке кофейни известно гораздо больше, нежели она желает сообщить, но сказал только:
– Второй визитер – тот, кто, по вашим словам, поднялся и очень быстро спустился, – в котором часу явился?
– Примерно в полпервого, незадолго до того, как я отправилась спать. У меня квартира неподалеку, на Райдер-стрит, в другом принадлежащем мне доме, – объяснила мадам Шампань. – Так что вполне возможно, что кто-то посетил мсье Росса после того, как я ушла, или же он сам мог выйти. Этого я бы не узнала.
Девлин поднялся:
– Благодарю, мадам, вы очень помогли.
Собеседница задумчиво посмотрела на него.
– Но ведь вам любопытно, почему, понимая, с какой целью задаются эти вопросы, я назвала имя одного из соотечественников – своего же собрата-эмигранта. Да?