Нина Соротокина - Венец всевластия
— Эти имена держит в памяти вся Италия!
— Заговорщиков казнили?
— Их растерзали сами горожане.
— У нас такое невозможно.
— Чтоб казнили сами горожане? Учитель, возможно все и везде, только сюжет новеллы несколько разнится. И уверяю вас, очень часто действия заговорщиков все находят справедливыми. Например, история с Галеаццо Мария Сфорца. Его убили в Милане за год до моего рождения, и произошло это тоже в церкви.
— Твое появление на свет прямо-таки обставлено заговорами и убийствами!
— У нас, вернее, у них в Италии, — со значением поправился Паоло, — это обычное дело.
— Но почему заговорщики опять выбрали церковь для убийства?
— А где убивать? На охоте, в замке, во время прогулок? Там всегда рядом телохранители. Они не дали бы приблизиться к герцогу близко. Убивать надо в толпе. Но дайте я расскажу вам все по порядку. И в этой истории мне не нравится слово заговорщики, я называю их мстители.
— Пусть будут мстители.
— Милан не был республикой. И герцог Галеаццо Сфорцо, их государь, был дурным человеком. Он был тиран. Кроме того, он был жесток и развратен. Говорили, что он отравил собственную мать, чтобы сосредоточить в своих руках всю власть.
— Мало ли что говорят. Это могли быть просто сплетни, или хуже того — клевета.
— О нет, я верю, что не клевета. Все так очевидно. Престарелая герцогиня, обиженная сыном, отбыла в свое поместье, кажется, в Кремону, а по дороге внезапно умерла. Конечно, она была отравлена! Трое благородных юношей решили отом стить.
— За внезапную смерть герцогини?
— Ваша ирония здесь неуместна. Они хотели убить тирана и надеялись, что народ, обиженный несправедливостью тирана, их поддержит. Все произошло незадолго до Рождества в день Святого Стефана.
— Странная закономерность. Почему-то большинство казней происходит именно в день Рождества…
— Послушайте меня наконец! Мстителей было трое. И их план вполне удался. После мессы они приблизились к герцогу и нанесли ему кинжалом шесть ран. Тиран умер на месте. Но народ не поддержал мстителей. Двое были убиты в соборе, а третий, с именем Джироломо Ольджато, был схвачен и отдан в руки правосудия. Его приговорили к четвертованию. Ему было двадцать три года.
— Тебе жалко этого юношу?
— А вам нет? — с вызовом вскричал Паоло.
— Но две эти истории похожи как две капли воды. Называй их как угодно — заговорщики, мстители… Заговор против государя — всегда преступление. Казнят — за дело…
— Может быть, вы скажете, что тех четверых новгородцев после Шелонской битвы тоже казнили за дело? Разве не в праве они были защищать родной город?
Курицын внимательно посмотрел на юношу, помолчал, потом сказал, подводя черту разговору:
— Все, пора ужинать.
Но за столом, отставив пустую мису, Паоло опять повторил свой вопрос. На этот раз Курицын ответил:
— Не спрашивай в Москве про Новгород. Это крамола. И тем более не спрашивай у людей, которых не знаешь. Это опасно.
— Но почему. Расскажите…
— Расскажу. Со временем, — сказал Курицын, а сам подумал: «О, чадо, знать бы, на радость ты мне послан или на беду?»
8
Справку по истории, касаемой описываемого времени, любознательный читатель найдет в четвертой части нашего сочинения. Она так и озаглавлена — Комментарий. Первая глава этого раздела посвящена сложным отношениям между Литвой и Русью, которую в Вильно упорно называли Московией. Историческая справка участвует в нашем сюжете только косвенно, но она объясняет, почему Литва имела право претендовать на русские земли и была в своей правоте столько же сильна, как Россия.
9
Со смертью короля литовского Казимира старые распри не только не исчезли, но вспыхнули с новой силой. Князья Литовско-Русский и Московский никак не могли договориться — какие пограничные земли принадлежат Ивану, а какие Александру — сыну Казимирову…
Иван не верил Литве. Он направил послов в Крым к Менгли-Гирею со словами: не отлагай похода на Литву, выходи не медля, де, Большая Орда кочует в восточных землях и не опасна для Тавриды. И вообще пора, друг и брат, отомстить Александру за злые Казимировы козни. Примерно с такими же предложениями поехал посол Иван Плещеев в Молдавию к королю Стефану: поспешай! воздай Литве по заслугам. Сам воевать Иван не торопился. Правда, князь Федор Телепня-Оболенский разорил литовские Мценск и Любутск, а другой отряд завоевал спорные Хлепень и Рогоцев, но это не было похоже не настоящую войну, так только, разведка боем.
А Литва, то есть государство Литовско-Русское и Жомотское, хотела мира, не до брани ей сейчас было. А что есть лучшая гарантия миру, чем родственные связи царствующих домов? В Москву было послано высокое посольство с задачей вручить царю Ивану грамоту, мол, Александр есть восприемник Казимиров, поговорить о делах насущных, но главное — разведать, готов ли Иван вступить в родственные отношения с Литвой.
Сватовство — вещь деликатная, делается не вдруг. После приема послов в доме московского воеводы Ивана Юрьевича Патрикеева состоялся великий пир. Вот тут-то за чарой меду посол Станислав Глебович, уже изрядно хмельной, как бы между прочим бросил пробный камень — не плохо бы обвенчать дщерь Иванову с великим князем Александром, славная была бы пара, да и государствам двум на пользу. Патрикеев посмеялся в бороду, но щекотливой темы не поддержал.
На следующий день, уже на трезвую голову, Глебович возобновил разговор о сватовстве, на что получил немедленный ответ: сватовство вещь отменная, но серьезный разговор об этом может идти только после заключения вечного мира между Литвой и Москвой. Глебович согласился, что вечный мир — это хорошо, вопрос только — на каких условиях.
Послы отбыли восвояси. Военные действия на границе с Литвой продолжились, давая Руси немалый прибыток в землях и городах. К неудовольствию молодого князя Александра вдруг отложились к Москве князья Воротынские с вотчинами. Дело обычное, князья вольны сами выбрать, кому служить, но Воротынский с племянником ушли на службу к Ивану с большим шумом. По дороге они силой взяли и присоединили к Москве два небольших литовских города. В это же время князья Данило Шеня и Василий Патрикеев с боем взяли Вязьму, панов вяземских и князей привезли в Москву и силой заставили присягнуть Ивану. А тут еще молодой князь Федор Бельский бежал в Москву, бежал сразу после венца, бросив в Вильно молодую жену. Князья Бельские верой и правдой служили Литве, и побег этот Александр расценил как предательство.