Джоржетт Хейер - Переполох в Бате
— Это был план, придуманный заранее, — спокойно ответила Фанни.
— А, тогда понимаю. Я никак не мог подумать, что Ротерхэм снизойдет до этого. Я не очень хорошо знаю его, но мне всегда казалось, что держится он чертовски заносчиво, этаким гордецом, которому дела нет ни до чего. Однако меня заверили, что на сей раз он держался очень вежливо и мило. Этой мадам Лэйлхэм порядком вскружило голову, что он танцевал с ее дочерью, да к тому же он, кажется, ни на кого больше и не смотрел. Однако маркиз перед чаем протанцевал со своей кузиной, а затем просил одну из девушек, у которой так и не было партнера, оказать ему честь и протанцевать с ним, и это было чертовски мило с его стороны, хотя и поубавило спеси Лэйлхэмам!.. Этот крем по-рейнски очень хорош, леди Спенборо, обед вышел просто на славу! Я непременно скажу Джейн, что меня накормили по-королевски!
Фанни бросила взгляд через стол, желая убедиться, разделяет ли Серена ее потрясение. Но Серена ничуть не была удивлена. Когда же Спенборо уехал, она снова завела этот разговор.
— Так ты не удивилась? Клянусь, я едва могла поверить своим ушам! Я и понятия не имела, что для него так много значит твое мнение!
— Да нет же, оно ему совершенно безразлично! — ответила Серена. — Результат все равно был бы такой же, кто бы ни поговорил с ним на эту тему. Он время от времени выкидывает подобные коленца. Он потерял отца, когда был еще малышом. Это был весьма достойный человек. Мой отец говорил, что все просто благоговели перед ним, потому что он был настоящим джентльменом; лорд Баррасфорд обращался со всеми с одинаковой щепетильной вежливостью. Нам-то он показался бы, несомненно, несколько напыщенным и старомодным. Но вот леди Ротерхэм была невыносимо горда. Ты с ней не была знакома, но уверяю, она прямо-таки раздувалась от самомнения, и это было просто ужасно. Она так воспитала троих детей, и в особенности Иво, что они уверились в своем превосходстве настолько, что вели себя так, как только им заблагорассудится. Все на свете, думала его мать, должны подчиняться только ее капризам. Так что нечего удивляться, что Иво так высокомерен. Его никогда не учили думать о чем-либо, кроме своего собственного удовольствия, но по характеру Иво человек не такой уж и плохой, и к тому же он не ставит своей целью унижать других. Это все получается у него само собой. Если только удается убедить его, что он поступает дурно, Иво сразу же жалеет об этом.
— Ох, Серена! Я уверена, что ему не терпелось просто убить тебя за то, что ты осмелилась намекнуть, будто он вел себя не по-джентльменски.
— Нет, нет, ты ошибаешься, Фанни, — ответила Серена, негромко рассмеявшись. — Он хотел убить не меня, а себя! Ну ладно, возможно, и меня тоже, но себя — гораздо больше. Он знал, что мои слова — правда, и именно это ранило его гордость, причинив ему жгучую боль. А вот брат его был совсем другим. Если бы ты только видела капитана лорда Тэлбота Баррасфорда — во всем великолепии серебряных галунов, ибо он был гусаром! — слышала, как этот лорд совершенно серьезно вещал о том, как выиграл его полк, когда он оказал ему честь вступить в него! О, я знаю, мне не следовало бы так говорить. Он пал в сражении смертью храбрых, и если его и не оплакивали очень долго, так, по крайней мере, хоть уважали. Говорят, что Августа очень похожа на него. Но ей повезло, она вышла замуж за Силчестера, а он очень разумный человек, и к тому времени, когда я повзрослела настолько, чтобы меня можно было представить ей, она стала приблизительно такой, какой ты видишь ее сегодня. Она так же, как и Иво, не заботится о том, что могут подумать люди, и совершенно лишена всякого притворства.
— О да! Она довольно сильно напугала меня сначала, когда заговорила так странно и напрямик, но мне она всегда казалась доброй, и я никогда не сомневалась, что у нее доброе сердце.
Серена улыбнулась.
— Ни один из Баррасфордов не обладает тем, что имеют в виду люди, говоря обычно о сердечности и участии. Если ты хочешь сказать, что Ротерхэм по натуре холоден, так мне кажется, что он скорее горяч и вспыльчив! Конечно, он тяжелый человек. Я не стала бы искать у него сочувствия, но я знала случаи, когда он бывал добр.
— Полагаю, когда вы были помолвлены, тогда, должно быть, он и…
— О, только не тогда, когда он вбил себе в голову, что любит меня! Вовсе нет! — со смехом прервала ее Серена. — Ему бы хотелось быть намного добрее в роли моего опекуна; намного добрее, чем я могла позволить.
— Как, что ты хочешь сказать? Ты же сама подозревала, что такой договор был составлен по его подстрекательству!
— Ну да, пока я была очень сердита, я так и думала! — призналась Серена. — Только, конечно, скоро я поняла, что это совсем не так. Боюсь, это была идея бедного отца — как раз то, что он называл правильным шагом. Ему так нравилось, что мы были помолвлены, что он не мог сразу от этого отказаться. Я никогда не предполагала, что они вдвоем состряпали это завещание, и поняла, что отец никогда не сделал бы так, чтобы дать Иво возможность отомстить мне.
— Отомстить?!
— Что же… — проговорила Серена, задумчиво наморщив нос. — Он ведь не из тех, кто прощает, и нельзя отрицать, что я действительно нанесла его гордости чувствительный удар, когда отказалась выйти за него.
Тогда, когда было прочитано папино завещание, я подумала… О нет, не знаю, что я подумала! Я была слишком сердита, чтобы трезво рассуждать!
— Возможно, он любит тебя, Серена! — проговорила Фанни удивленным тоном.
— Да, в те минуты, когда он не ненавидит меня. Я в этом никогда не сомневалась, — сказала Серена холодно. — Это вроде той любви, что испытываешь к старому знакомому, с которым у тебя одинаковые привычки и вкусы. Однако в настоящий момент мне кажется, что неприязнь его сильнее. Но он еще одумается!
О Ротерхэме не было слышно никаких новостей до самого конца января. Погода стояла плохая, часто шли дожди, один холодный день сменялся другим, и настроение у всех было подавленное. Фанни подхватила жестокую простуду и никак не могла от нее избавиться. Она стала вялой, часто жаловалась на ревматические боли и находила все дни невыносимо длинными. Ей наскучила мысль о том, что вот теперь она хозяйка собственного дома, и однообразие жизни делало ее все более и более беспокойной.
Единственным развлечением были редкие визиты соседей, с которыми она не имела ничего общего. Ей оставалось только, чтобы развеять тоску, играть с Сереной в триктрак или криббедж или навещать кузена, чтобы позабавиться с детьми Джейн. Графиня всегда радушно принимала ее, и она могла даже развеселиться, играя с детьми, но визиты эти были омрачены одним обстоятельством, а потому становились все более редкими.
