Патриция Мэтьюз - Всем сердцем
– А что тогда не странно? Работать в одном из притонов на Ди-стрит?
– Э-э... нет. – Кленденнинг почувствовал, что краснеет, и опустил глаза.
– Тогда не говори глупостей!
Некоторое время они ели молча. Затем Кэт как ни в чем не бывало продолжила:
– Здесь у женщины небольшой выбор. Можно выйти замуж за какого-нибудь горняка, стать девицей легкого поведения, пойти в ресторан официанткой. А, ну еще можно стать швеей, но для меня это исключено, шить толком я не умею. Так-то. Не так уж много возможностей, что скажешь?
– М-да, – пробормотал он, не поднимая головы.
– Но чтобы ты знал, эту конюшню я унаследовала от отца, Амоса Рогана. Он держал ее еще до того, как здесь нашли золото. Отец был очень упрямым человеком. Он чуть не умер от истощения в голодные годы, потом стойко вынес смерть моей матери. А потом начался этот бум, он только-только стал зарабатывать нормальные деньги – и тут его убили. Даже в смерти проявилось его упрямство. Пьяный горняк хотел переночевать в конюшне, ну вот как ты, но папа не пустил его. Тогда он стал ругаться, очень грязно, а это было при мне. Я пыталась остановить отца, но он хотел заставить его замолчать. А у того горняка было ружье. И он застрелил отца. Два дня спустя он был повешен на хлопковом дереве на окраине города. Правосудие здесь быстрое, а люди любили Амоса Рогана. У меня тогда не было ружья, иначе я сама пристрелила бы этого идиота. – Кэт остановилась перевести дыхание. – И вот я осталась одна-одинешенька с этой конюшней. Продать ее можно было без проблем, но, наверное, я такая же упрямая, как папа. Денег от продажи мне хватило бы, чтобы уехать на Восток, но меня туда не тянет. А отсутствие законов и грубые нравы меня не волнуют. И у меня не заняло много времени доказать здешним людям, что я вполне могу справиться со своими делами сама.
А с другой стороны, если я поеду на Восток, мне придется носить там платье, корсет... Все эти проклятые тряпки, которые полагается там носить каждой приличной женщине. Здесь я могу ходить в чем хочу, и никто мне не указ. – Она посмотрела на него. – У меня все будет хорошо!
Кэт встала и поставила на, стол кофейник. Потом разлила кофе по кружкам.
– А ты, Кленденнинг, что собираешься делать? – спросила она.
– Я еще не знаю.
– Вернешься обратно на Восток?
Он заколебался с ответом. Но что-то заставило его сказать:
– Нет, я останусь в этих краях.
– Много денег здесь проповедник не заработает.
– Я не проповедник. Это мой отец – проповедник. Я вовсе не чувствую склонности к этому занятию.
– А к чему чувствуешь?
– Хочу найти работу.
– Работы здесь непочатый край... на руднике. Но, Кленденнинг, это трудное ремесло. Особенно для человека, не привыкшего к тяжелому физическому труду.
– Я не боюсь тяжелой работы. – Он отодвинул стул и поднялся. – А теперь я, пожалуй, пойду чистить вашу конюшню, мэм.
Она проводила его до двери и проговорила:
– Твои мягкие руки, Кленденнинг, пойдут волдырями, когда ты возьмешься за грабли и лопату.
Он сердито посмотрел на нее – это было уже слишком. Потом резко повернулся и вышел. Идя по двору, он слышал, как она смеется ему вслед. Он был так зол, что едва удержался, чтобы не выйти за ворота и не отправиться куда глаза глядят. И пусть сама чистит свою проклятую конюшню!
Но сделка есть сделка. Он отыскал грабли и лопату в углу конюшни и приступил к работе. Ему не впервой приходилось заниматься такими делами. Они с Джереми много времени проводили на ферме.
За работой Рори размышлял о разговоре с Кэт Роган. Почему он сказал ей, что хочет остаться здесь? Что он здесь забыл? Такая жизнь – вовсе не его стихия. Однако он знал, что его решение остаться абсолютно правильно. Ему никогда не стать проповедником, как отцу, а если он вернется к Джереми, то будет до конца жизни жалеть, что упустил свой шанс.
Это было как вызов, как испытание, и он должен выйти из него с честью.
Закончив чистку конюшни, он положил все на место, в угол. Тут взгляд его упал на сапоги, и он заметил, что один из них перепачкан навозом. Бормоча под нос ругательства, Рори, нагнувшись, принялся счищать навоз сеном и ветошью.
– Что-нибудь нашел, Кленденнинг? – раздался у него за спиной веселый голос.
Выпрямившись, он обернулся. В дверях стойла, усмехаясь, стояла Кэт. Она все еще была в мужской рубашке и штанах.
– Ты что, никогда не надеваешь платья? – раздраженно спросил Кленденнинг.
– Крайне редко, – ответила она. – Я же тебе говорила. Ты что, хочешь, чтобы я в платье убирала здесь лопатой конский навоз?
– Леди не пристало носить мужскую одежду.
– Я никогда не претендовала на то, чтобы быть леди. – Она явно забавлялась. – А что, ты не встречал раньше женщин в брюках?
– Ни одной. Это неприлично. – Он надел пиджак. – Теперь я, наверное, пойду. Я уже закончил.
Она критическим взглядом прошлась по конюшне.
– Ты хорошо поработал, Кленденнинг... для проповедника.
– Я тебе уже говорил, что я не проповедник!
– Да, кстати, если поймешь, что не можешь здесь проповедовать или работать на рудниках, заходи: мне всегда пригодится хороший работник.
– Сомневаюсь, что это произойдет. До свидания, мисс Роган. Еще раз спасибо за все.
И снова, когда он уже дошел до ворот конюшни, она окликнула его:
– Я хотела сказать тебе, где ты можешь найти женщин в платьях, в самых настоящих платьях с розовым нижним бельем. В любом публичном доме, в Вирджиния-Сити их полным-полно!
И рассмеялась ему вслед.
Было около полудня, и жизнь в городке просто кипела. Люди, в основном мужчины, толпились на деревянных тротуарах Си-стрит, вокруг магазинов, рынков и прочих деловых мест. По самой же улице непрерывным потоком двигались повозки с рудой. На перекрестках большие и маленькие фургоны терпеливо ждали, пока появится возможность пересечь Си-стрит.
Кленденнинг нерешительно потоптался на месте, не определившись еще, куда он направляется и что собирается делать. Потом он разглядел на другой стороне улицы контору горнорудной компании и подумал, что ему больше ничего не остается, как устроиться работать на рудник.
Он попытался перейти через улицу, старательно увертываясь от повозок и лошадей, и вдруг заметил совсем близко от себя упряжку из двенадцати мулов. Уже не глядя по сторонам, он бегом бросился обратно к деревинному тротуару и там столкнулся с мужчиной, который с трудом удержал равновесие.
Кленденнинг обернулся, собираясь извиниться, и встретил злобный пристальный взгляд налитых кровью глаз.
– Сл-лушай, т-ты, черт тебя дери, т-ты, смотри, к-куда идешь, т-ты, чертов п-придурок!
Даже на расстоянии Кленденнинг почувствовал крепкий запах перегара, которым несло от этого огромного чернобородого горняка с широченными плечами и похожими на лопаты руками.
