Джуди Кэролайн - Мэгги
Обида на мать, тоска по материнской любви нет-нет да будоражили все существо Джастины. Может быть, давал себя знать возраст, но теперь Джастина все больше и больше сожалела, что они с матерью никогда не были близки. Джастина давно уже поняла или думала, что поняла из-за чего все это происходило. Мать не любила ее отца, поэтому не полюбила и ребенка от него. Но почему же в таком случае она души не чаяла в Дэне. Ведь не просто потому, что Дэна невозможно было не любить. Это, конечно, так. Но что-то здесь было еще. Всем было ясно, что Дэн с самого начала был желанным ребенком, а Джастина нет, хотя у них один отец. А что если?.. Джастина даже вздрогнула от той чудовищной мысли, которая внезапно пришла ей в голову. Но кто?.. В памяти Джастины возникло прекрасное лицо брата, а рядом с ним, как она привыкла видеть в последние годы, старое, покрытое морщинами лицо кардинала Ральфа де Брикассара. А что если представить его помолодевшим лет на пятьдесят, где-то в возрасте Дэна. Фу, черт! Придет же такое в голову. Ведь кардинал же! Хотя он ведь не всегда был кардиналом. Молодой священник и весьма недурен собой. Если Дэн и в самом деле похож на него, то его преосвященство был в молодости неотразим. Джастина почувствовала, что разозлилась и язвит. «Господи, прости меня, если даже я и права, пусть душа его успокоится там».
Даже если это и так, какое имеет она право ковыряться в чувствах матери. Значит, отец был полное ничтожество, если ее милая, такая домашняя мать, для которой семейный очаг — все в жизни, не захотела жить с ним.
Вот так получилось, что Джастина ребенка оставила и с тех пор, как приняла такое решение, ни разу не пожалела об этом.
— Я знал, herzchen, что ты в конце концов всегда принимаешь верное решение. Главное, поставить перед тобой точную задачу и потом не мешать тебе, — радовался Лион. Теперь-то мог признаться себе, что ужасно боялся, как бы Джастина не заупрямилась и настояла бы на аборте. Он сказал, что ушел бы от нее в этом случае, и точно бы ушел, но вот как бы он пережил потерю Джастины, Лион старался теперь об этом не думать. А Джастина скоро успокоилась и даже находила в своем положении известное преимущество. Лион оберегал ее от всяческих волнений, и она теперь могла вполне оправданно не ходить на раздражающие ее приемы или приглашать к себе людей, которых она не признавала.
Беременность она переносила легко, а роды, хотя они и были первыми, нисколько ее не потрясли. Все прошло, как положено, и вот блистательная чета Хартгейм обрела крошечную, но очень своенравную дочь, которая с самого рождения вела себя чрезвычайно самостоятельно, спала, сколько хотела, и ела, когда и сколько хотела. Джастина не хотела брать кормилицу и пыталась сама кормить дочку, но Дженнифер, несколько раз приложившись к материнской груди, скоро отказалась от нее и с удовольствием перешла на искусственное питание.
Джастина писала матери о том, что она стала бабушкой, а еще раньше, пока Джастина находилась в больнице, Лион послал Мэгги телеграмму, в которой поздравлял с красавицей внучкой, но болела Фиона, опять начались пожары, братья неделями не приезжали домой, пытаясь спасать овец и хоть как-то уменьшить потерю от этой опустошающей стихии, поэтому Мэгги не смогла выехать к дочери. Джастина, наверное, обиделась. Письма продолжали приходить, но приглашения больше не было, а сама Мэгги отчего-то стеснялась ехать без приглашения. Она много думала о маленькой внучке, переживала о том, что все так нескладно получилось, но так и не решилась поехать. Но была еще другая причина, и она была главной. Мэгги боялась очутиться в том городе, в котором жил, смеялся дышал ее Дэн откуда он уехал на время и не вернулся. Она не могла ступать по тем камням, на которых, наверное, еще остались его следы… Так она и не поехала к Джастине.
10
Наступила весна, и воздух просто благоухал от аромата цветущих деревьев, пышная растительность распустилась даже на каменистых склонах. Душа Мэгги обновлялась вместе с природой, и скоро она почувствовала, что совсем здорова. Пора было возвращаться домой. Когда Мэгги последний раз неделю назад звонила в Дрохеду, Фиона, услышав ее голос, неожиданно заплакала.
— Мэгги, я очень волнуюсь за тебя. Боялась, что не увижу больше.
У Мэгги у самой навернулись слезы на глаза, когда она представила маленькую сухонькую старушку, свою мать с тусклым взглядом и дрожащими руками. Как быстро идет время. Ведь совсем недавно красавица Фиона незаметно сновала по дому, рожала и растила одного за другим своих сыновей.
— Со мной все в порядке, мама. Не волнуйся. Со мной все в порядке. Я приеду. Теперь уже скоро вернусь, — закричала Мэгги. — Как там у нас в Дрохеде? Я соскучилась по вас.
— У нас пошли дожди. Все размыло. Но, Мэгги, мы все ждем тебя…
В день отъезда Мэгги проснулась рано утром и вышла на веранду. Она в последний раз окинула взглядом сонную, ленивую красоту острова, которая уже через какой-то час проснется, прорвется наружу всеми своими неистово сверкающими красками, распустится пестрое изобилие цветов, а еще позже наступит ликующий день. Но Мэгги здесь уже не будет. Она уезжает. Уже сложены вещи, а накануне вечером они долго сидели с Этель и Бобом в их уютной гостиной и говорили. Друзья уже давно не скрывали от Мэгги своих отношений, и всем стало проще. Сегодня Боб отвезет Мэгги на пристань, куда подойдет пароход рейсом на Таунсвилл. А сейчас Мэгги прощалась с Матлоком, который помог ей снова ощутить радость от того, что она живет, дышит, любуется вот этим бирюзовым небом.
Воздух, пронизанный первыми солнечными лучами, был так прозрачен, что горы тоже посветлели и приблизились, словно желая попрощаться с Мэгги. Ну вот и все. Прощай, Матлок!
Когда уже и автомобиль с заведенным мотором стоял у подъезда, и вещи лежали на заднем сиденье, пора было отправляться, а женщины, вцепившись друг в друга никак не могли разжать объятий. Этель всхлипывала:
— Как я буду жить без тебя?
— У тебя есть Боб. Да и я к тебе еще приеду. Теперь я уже не смогу жить без Матлока. Я здесь заново родилась, — успокаивала подругу Мэгги.
Автомобиль покатил по коралловой дороге к пристани, и Этель все стояла на веранде с поднятой в прощальном взмахе рукой, пока он не скрылся вдали. Когда Боб с Мэгги подъехали к пристани, пароход уже стоял у причала и времени на долгое прощание не было, но их даже обрадовало это обстоятельство. Ничего нет глупее, как бессмысленно топтаться рядом друг с другом и вымучивать из себя какие-то малозначащие слова в тоскливом ожидании сигнала отправления.
