Мэдлин Хантер - Любовь не купишь
А он не реагировал. В свои шестнадцать лет он был достаточно развит и имел кое-какой опыт, но держал тело в узде. Его знание женщин основывалось на связях с разбитными служанками, для которых переспать с ним было равносильно веселой игре. Инстинктивно он понял, что эта женщина на них не похожа и искушает его совсем с другой целью.
Она продолжала демонстрировать свое тело, и теперь уже гнев помогал ему держаться. В конце концов он отвернулся. Ему не нравилась эта игра в кошки-мышки. Она использовала свое положение, чтобы унизить его, и это его возмущало.
Наконец он почувствовал, что и она разозлилась. Она обратилась прямо к нему и стала заново торговаться. Она тянула время, отказываясь заплатить сполна. Ему все же пришлось взглянуть на нее, и тогда она положила ногу на край лохани, открыв его взору все свои прелести.
Он потерял над собой контроль, но не так, как ей хотелось. На лице его отразилось много разных чувств, но только не желание. Он смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его был полон отвращения. Затем он повернулся и ушел.
Он уже почти вышел на дорогу, когда ее люди нагнали его и притащили назад. Они привязали его к металлическому кольцу на дубе, росшем во дворе. Просвистела плеть, он повернул голову и увидел в окне ее волосы цвета меда.
– Вы не помните меня, – сказал он. – Да, нас было много, так с какой стати вам помнить одного?
В последующие годы они нашли друг друга, мальчики, ставшие взрослыми мужчинами, те, кого она заманила в свои сети. Нездоровый аппетит этой женщины открыто не обсуждался, но о нем было известно. Именно поэтому Дэвид Константин никогда не позволял своим ученикам обслуживать ее или доставлять ей товары.
Но Дэвид не стал играть по ее правилам, поэтому плеть была более безжалостной к нему, чем к другим, виноватым лишь в том, что послушно возжелали ее. А потом их пороли по ее распоряжению, а она смотрела из окна. Однажды в Египте Дэвида отстегали, но сейчас впервые на его спине появились рубцы. В тот день из него выбили остатки романтических иллюзий юности.
Он бесстрастно смотрел на нее, наблюдая. На этот раз ее глаза вспыхнули: она его узнала. Ее взор медленно заскользил по комнате, оценивая опасность.
– Вы получили компенсацию.
Да, получил. Когда он, пошатываясь, вернулся домой и его хозяин узнал о случившемся, этот добрый человек сделал то, на что решится не каждый отец. Отправившись в суд на следующий день, он подал иск против этой женщины. После долгих разбирательств ее мужа заставили выплатить пятьдесят фунтов. Дэвид отказался прикасаться к этим деньгам.
– Другие не получили. И вообще, это не долг, который можно выплатить деньгами.
Она зло посмотрела на него, перевела взгляд на постель, потом – вопросительно – опять на него.
– Если вы хотите отсрочки, у меня другие условия. Я продлю срок выплаты в обмен на Хэмпстед и один час вашего времени.
– Земли Хэмпстеда принадлежат мне, а не мужу. Они не были заявлены как гарантия кредитов.
– Я знаю. Однако в обмен на них я не просто дам вам отсрочку, я прощу вам эти долги. – Он улыбнулся. – Видите, как умело вы ведете переговоры? Я уже уступил гораздо больше, чем собирался.
Он видел, как она мысленно противопоставляет полное разорение расставанию с усадьбой. Если он предъявит векселя к уплате, ей все равно придется продавать имущество.
– Зачем вам этот дом? Почему не другой? Вы что, хотите сжечь его?
– Нет, мы, купцы, очень практичный народ. Мы редко уничтожаем имущество. Это очень красивое здание, я всегда восхищался им. Мне вскоре понадобится загородный дом недалеко от Лондона. У меня нет на него обиды.
– А час моего времени?
– А это за другой долг. Вы пойдете туда, куда я скажу. Там один человек выпорет вас плетью, как пороли других ради вашего удовольствия. Десять ударов.
В ее глазах мелькнул ужас. Он с облегчением отметил ее реакцию: значит, она не извращенка и радости при этом не испытает.
– Не думала, что у нас так много общего, – медленно проговорила она.
– У нас нет ничего общего. Меня там не будет, хотя другие, возможно, придут. Им сообщат об этом, и они могут захотеть посмотреть. Я бы предпочел, чтобы вас порол ваш муж, что ему следовало сделать давным-давно. Но он прекрасно знает вам цену и если начнет, то может вовремя не остановиться. А мы добиваемся справедливости, а не мести или сведения ваших семейных счетов.
Она резко встала, вышла из лохани и начала вытираться. Однако постепенно ее поспешные, гневные движения замедлились, а выражение лица изменилось. Он видел, как она взвешивает, продумывает последний шаг этих переговоров, который, будучи достаточно удачным, может изменить все. И Дэвид с удивлением понял, что ему совершенно неинтересно добиваться ее дальнейшего унижения.
Он вытащил из кармана небольшой кошелек. В нем были деньги, составлявшие точную разницу между стоимостью Хэмпстеда и суммой долгов. Он бросил кошелек на ее одежду.
– Вот то, чего вы добиваетесь, но не кредит. Это было бы неразумно. Однако я всегда плачу своим шлюхам, использую я их или нет.
Он направился к двери.
– Итак, через неделю, мадам. Время и место вам сообщат. Потом ваш муж может связаться со мной для переговоров.
Ее голос, резкий и злобный, заполнил комнату:
– После этого тебе придется немало заплатить, ты, ублюдок шлюхи!
Дэвид замер. Справедливость, а не месть, напомнил он себе.
И однако же…
– Пожалуй, теперь это будет пятнадцать ударов, миледи. Последние пять – за оскорбление моей матери.
Он прошел через кабинет и холл и покинул дом.
Небо затянуло облаками, посыпал легкий снежок, когда Дэвид осадил коня у таверны. Справа от него, вдоль доков Саутуорка, качались на волнах мелкие суденышки. Вдоль набережной располагались небольшие домишки, где занимались своим ремеслом проститутки. Даже ночью здесь бурлила жизнь: после наступления темноты не разрешалось переплывать реку, и клиенты этих женщин часто оставались у них до рассвета.
В таверне царил полумрак, пахло сыростью. Дэвид подождал, пока глаза привыкнут к темноте, потом прошел к стоявшему в углу столу.
– Опаздываешь, – заметил мужчина, сидевший за столом. Дэвид устроился на скамье.
– Оливер, ты самый пунктуальный мерзавец на свете.
– Я занятой человек, Дэвид. Время – деньги.
– Это у твоей женщины время – деньги, Оливер, а не у тебя. Как Энн?
Приятель пожал плечами.
– Ей не нравится зима. Она считает, что ночи слишком долгие. Она, вероятно, вскоре переедет в Кок-Лейн. Там, за городскими стенами, жизнь вольготнее, чем здесь, в Саутуорке, хотя тоже приходится считаться с городскими законами.
Дэвид посмотрел на худого, жилистого черноволосого Оливера. Они были знакомы с детства, вместе играли и шалили на улицах. Иногда вместе противостояли обидчикам. Но потом бедная семья Оливера переехала в Гулль, а Дэвида забрали и послали учиться ремеслу.
