Сабрина Джеффрис - Неодолимое желание
— Я не намерен смотреть, как ты рискуешь собственной жизнью, и, могу добавить, своим будущим, пытаясь состязаться в гонке с этим человеком. Надевай шляпку, мы едем к лорду Гейбриелу Шарпу. Ты, моя дорогая, скажешь ему, что совершила ошибку и отказываешься соревноваться с ним.
— Ничего такого я не буду делать! — нервно сказала Вирджиния. — Я отказываюсь давать ему повод думать, что я струсила.
— А я отказываюсь терять еще и внучку из-за этого наглеца!
— Ты не потеряешь меня, клянусь! — побледнела Вирджиния.
— Это ты чертовски правильно заметила, не потеряю. — Айзек почувствовал страх, стиснувший его сердце. — Я этого не вынесу.
После смерти его жены от плеврита, когда она сопровождала его с кавалерией на Пиренейский полуостров, у генерала наступил сложный период. Потом погибли его сын с невесткой, и он вернулся домой, чтобы управлять конезаводом. Он мучительно переживал свои потери и хотел только одного — забиться в нору и горевать в одиночестве.
Айзек собирался найти родственника, чтобы пристроить Вирджинию и Роджера. Но так он думал, пока не увидел трехлетнюю безутешную девочку.
— Папа умер? — дрожащими губами спросила она тогда, подняв на него глаза.
У Айзека встал ком в горле.
— Папа умер, ягненочек, — подтвердил он, — но твой Поппи здесь.
Глядя на него большими, полными слез глазами, она обхватила его ноги маленькими пухлыми ручонками и сказала:
— Поппи, останься.
В это мгновение своими крошечными кулачками она завладела его сердцем. Он стал ее «Поппи», а она — его «ягненочком». И он никогда ее не потеряет.
— Мы избавим тебя от этой гонки с Шарпом, или, клянусь перед Богом, я запру тебя в твоей комнате и больше никогда не позволю тебе оттуда выйти.
Вирджиния продолжала спорить с ним, даже когда они вышли на улицу и ждали, пока подадут экипаж. Она протестовала и умоляла, когда они отправились в Илинг. Но, когда все ее усилия во время часовой поездки в Холстед-Холл оказались бесполезными, Вирджиния умолкла и впала в задумчивое состояние. Генерал даже не знал, что хуже.
К тому времени, когда они приблизились к Холстед-Холлу, он уже пребывал в сильном раздражении, которое еще больше подогревалось видом огромного, производящего глубокое впечатление особняка. Он всегда знал, что Шарп — брат маркиза, из семьи такой же старой, как и сама Англия. Несомненно, это была еще одна из причин, по которой он ненавидел молодого человека.
Если бы Шарп не соблазнил Роджера сумасбродной и беспечной жизнью, сегодня его внук был бы жив. Роджер обожал молодого лорда и был готов на все, чтобы поразить своего друга.
Пока они учились в школе, Айзек спокойно относился к их дружбе. Знакомство Роджера с людьми, занимающими более высокую ступеньку социальной лестницы, могло со временем помочь ему. Да он и сам не достиг бы звания генерала, если бы не заводил полезных знакомств, поэтому он знал им цену.
Даже гонки его не тревожили. Молодежь есть молодежь, в конце концов. Но потом Роджер стал все свое время проводить в лондонских увеселительных заведениях, не по средствам пьянствуя и играя, и Айзек забеспокоился.
Вид Холстед-Холла заставил генерала снова вспомнить все это. Неудивительно, что Роджер связался с Шарпом. Как мог мальчишка не соблазниться такими возможностями, когда свои собственные были весьма умеренными?
Айзеку следовало занять твердую позицию, пока был такой шанс. Он не должен был ждать похорон Роджера, надо было раньше расстроить дружбу его внуков с Шарпом.
Ну что ж, он не позволит, чтобы случилась другая трагедия.
Очень скоро они подъехали к массивным входным воротам.
Холстед-Холл был одним из тех огромных особняков в тюдоровском стиле, интерьеры которых напоминают королевские покои. Вероятно, раньше он и был собственностью королевской семьи, прежде чем двести лет назад перешел к семье Шарпов.
— Теперь послушай, — обратился к Вирджинии генерал, когда к экипажу бросились лакеи и грумы. — Пока мы не встретимся с Шарпом, говорить буду я. Потом ты сообщишь ему, что передумала состязаться с ним в гонке. И на этом все закончится. Поняла?
— Но, Поппи…
— Я все сказал, Вирджиния. Если сделаешь так, как я сказал, — вздохнул Айзек, когда она демонстративно сложила руки на груди, отказываясь подчиняться ему, — обещаю купить тебе несколько новых платьев. Мы могли бы даже поехать на один-два бала в Лондон. Уверен, Пирс сможет получить для нас приглашение.
Хотя генерал не знал, как он прямо сейчас сможет снять жилье для этой цели. Они же не смогут остановиться в холостяцком жилище Пирса.
— Даже если бы у нас были деньги на платья и балы, — с обиженным видом сказала Вирджиния, — я не какая-то там светская дурочка, чтобы клюнуть на это и изменить свое решение. Здесь дело принципа.
Глубоко вздохнув, Вирджиния стала смотреть в окно экипажа.
Черт, черт, черт! Его ягненочек знает, как поразить в самое сердце. Предложение купить новые платья уязвило ее гордость, а у нее этой гордости в избытке.
Дверца экипажа распахнулась, и они вышли. Когда генерал назвал слуге их имена и объявил, что они приехали повидать лорда Гейбриела, их повели через длинную арку и через двор в огромный холл, который поражал своими размерами.
Но это был мир, в котором вырос Айзек. Мир, где «хорошее воспитание» определялось как способность поставить на место выскочку, где мужчин оценивали по фасону их костюмов, а не по чертам характера.
Он ненавидел этот мир тщеславия и пустых обещаний и был счастлив покинуть его в молодые годы, чтобы стать офицером и сделать в своей жизни что-то стоящее. Он пережил битву при Вимейро и при Ролике[3] и много раз смотрел в лицо врагу. Поэтому какая-то титулованная семья с кучей невыносимых отпрысков его точно не испугает.
Насчет Вирджинии у него такой уверенности не было. Она с восхищением разглядывала старинную резную ширму из дуба у боковой стены и массивный мраморный камин в глубине холла.
— Это здесь живет лорд Гейбриел? — прошептала она, когда слуга вышел, чтобы, по-видимому, привести лорда.
— Так я слышал, — хмуро бросил Айзек. — Ты ведь явно знаешь о его происхождении.
— Да, но я никогда не представляла… Я обращала внимание главным образом на его поступки.
— Холстед-Холл знаменит в этих местах своими размерами — триста шестьдесят комнат. Здесь разбиты обширные парки и создан один из крупнейших лабиринтов с живой изгородью в Англии. Последний раз я слышал, что в имении работают семьдесят арендаторов.
— Боже милостивый! Должно быть, его семья невероятно богата.