Маргарет Митчелл - Унесенные ветром. Том 2
Десятки новых зданий, и среди них — даже трехэтажные! Повсюду шло строительство: глядя вдоль улицы и пытаясь привыкнуть к виду новой Атланты, Скарлетт слышала столь приятный уху стук молотков и визг пил, видела леса и людей, карабкавшихся вверх по лестницам с грузом кирпича на плечах. Она смотрела на любимую улицу, и глаза ее наполнялись слезами.
«Они сожгли тебя, — думала она, — и ты лежала в развалинах. Но стереть тебя с лица земли они не смогли. Нет, не смогли. И ты вновь поднимешься, такая же широкая и нарядная, как была когда-то!» Шагая по Персиковой улице в сопровождении Мамушки, семенившей рядом вперевалку, Скарлетт обнаружила, что народу на тротуарах ничуть не меньше, чем во время войны, что жизнь кипит и бурлит в этом возрождающемся городе, и кровь закипела в ее жилах — как тогда, давно, когда она впервые приехала к тете Питти. Казалось, ничуть не меньше повозок подскакивало и подпрыгивало на грязных рытвинах и ухабах — только не было среди них санитарных фургонов с конфедератами, — и ничуть не меньше лошадей и мулов было привязано к столбам у деревянных навесов над входом в магазины. Однако лица людей, заполнявших тротуары, были столь же непривычны для Скарлетт, как и большинство фамилий на вывесках, — это были люди новые: неотесанные грубые мужчины, безвкусно одетые женщины. И черным-черно от негров — они стояли без дела, подпирая стены, или сидели на краю тротуара, глядя на проезжавшие мимо коляски с наивным любопытством детей, впервые попавших в цирк.
— Вот они, наши вольные ниггеры, — фыркнула Мамушка. — Понаехали из деревень — должно, в жизни и коляски-то не видали. А уж до чего рожи нахальные.
И в самом деле нахальные, подумала Скарлетт, ибо они беззастенчиво разглядывали ее; впрочем, она тотчас забыла о них, вновь потрясенная обилием синих мундиров. Город был полон солдат-янки: пешие, верхами, в армейских фургонах, они были всюду — слонялись без дела по улицам, выходили пошатываясь из салунов. «Никогда я не привыкну к их виду, — подумала Скарлетт, сжимая кулаки. — Никогда!» И бросила через плечо:
— Поторопись-ка, Мамушка, давай выбираться из толпы.
— Вот только уберу с дороги это черное отродье, — громко заявила Мамушка и так замахнулась саквояжем на чернокожего паренька, лениво вышагивавшего перед ней, что он отскочил в сторону. — Не нравится мне этот город, мисс Скарлетт. Слишком в нем много янки и всякой вольной шушеры.
— Конечно, приятнее, где нет такой толпы. Вот пройдем Пять Углов, сразу лучше станет.
Они осторожно перебрались по скользким камням, специально брошенным для пешеходов, через грязную Декейтерскую улицу и двинулись дальше по Персиковой — здесь народу было уже гораздо меньше. Вот они поравнялись с часовней Уэсли, возле которой Скарлетт, задыхаясь, остановилась в тот день в 1864 году, когда бежала за доктором Мидом, — она взглянула на часовню и рассмеялась, громко, отрывисто, невесело. Острые, много повидавшие глаза Мамушки вопросительно, с подозрением посмотрели на нее, но старуха так и не сумела удовлетворить свое любопытство. А Скарлетт вспомнила, как она боялась, и презирала себя сейчас за это. Страх прижимал ее тогда к земле, он разъедал ей внутренности: она была в ужасе от этих янки, в ужасе от предстоящего рождения Бо. Сейчас она лишь дивилась тому, что была до такой степени напугана — напугана, как дитя громким шумом. Каким же она была младенцем, если думала, что янки, пожар, разгром Юга — самое страшное, что ей придется пережить! Какая это чепуха по сравнению со смертью Эллин и провалами в памяти Джералда, по сравнению с голодом и холодом, с тяжелой работой и вечным кошмаром неуверенности в завтрашнем дне. Как просто казалось ей сейчас проявить мужество перед лицом армии завоевателей и как трудно противостоять опасности, угрожающей Таре! Нет, ничто ей больше не страшно — ничто, кроме нищеты.
На Персиковой улице появилась закрытая карета, и Скарлетт стремительно шагнула к краю тротуара, чтобы взглянуть, кто едет, ибо до дома тети Питти все еще оставалось несколько кварталов. Карета поравнялась с ними, и они с Мамушкой уже наклонились вперед, а Скарлетт, изобразив на лице улыбку, готова была окликнуть возницу, как вдруг в окне показалась голова — огненно-рыжая голова в прелестной меховой шапочке. Обе женщины мгновенно узнали друг друга, и Скарлетт поспешно шагнула назад. Она успела заметить, как, раздув ноздри, презрительно фыркнула Красотка Уотлинг, прежде чем исчезнуть за занавесками. Любопытно, что первым знакомым лицом, которое увидела Скарлетт, было лицо Красотки.
— Это еще кто такая? — подозрительно спросила Мамушка. — Она вас знает, а не поклонилась. Вот уж отродясь не видела, чтоб у человека были такие волосы. Даже у Тарлтонов и то но такие. Похоже.., ну, прямо будто крашеные!
— Они и есть крашеные, — отрезала Скарлетт и пошла быстрее.
— И вы знаетесь с крашеной женщиной? Да кто она такая, спрашиваю я вас.
— Падшая женщина, — коротко пояснила Скарлетт, — и я даю тебе слово, что не знакома с ней, так что перестань мне докучать.
— Господи Иисусе! — ахнула Мамушка и, разинув рот, с жадным любопытством уставилась вслед карете. Она не видела падшей женщины с тех пор, как уехала с Эллин из Саванны, — а было это более двадцати лет назад, — и сейчас очень жалела, что не пригляделась повнимательнее к Красотке.
— Ишь ведь как хорошо одета-то, и карета-то какая хорошая, и кучер есть, — пробормотала Мамушка. — О чем это господь-то наш думает: всякие дурные женщины живут себе припеваючи, а мы, люди праведные, ходим голодные да босые.
— Господь давно уже перестал о нас думать, — резко бросила Скарлетт. — И не смей говорить мне, что мама переворачивается от этих моих слов в гробу.
Скарлетт очень хотелось чувствовать, что она и добродетельнее Красотки, и в других отношениях превосходит ее, но ничего не получалось. Ведь если ее затея увенчается успехом, она может оказаться в одном положении с Красоткой и на содержании у одного и того же человека. И хотя она ничуть не жалела о своем решении, однако была несколько обескуражена, ибо теперь оно предстало перед ней в истинном свете. «Сейчас не стану об этом думать», — сказала она себе и ускорила шаг. Они прошли то место, где был раньше дом доктора Мида, — от него осталась лишь пара каменных ступенек да дорожка, бегущая в никуда. Да и там, где прежде стоял дом Уайтингов, была лишь голая земля. Исчезли даже камни фундамента и кирпичные трубы, зато остались следы от колес фургонов, в которых все это увезли. А вот кирпичный дом Элсингов продолжал стоять — под новой крышей и с новым вторым этажом. Дом Боннеллов, неуклюже подлатанный, с дощатой крышей вместо черепичной, выглядел все же обитаемым, несмотря на свой жалкий вид. Но и в том и в другом — ни лица в окне, ни человека на крыльце, и Скарлетт даже обрадовалась этому. Ей сейчас ни с кем не хотелось говорить.
