Бертрис Смолл - Обрести любимого

— Обвинить всех евреев, это одно, — сказал третий визирь, — но обвинить только семью Кира недостойно, мой господин. В течение почти столетия они верно и безоговорочно служили оттоманским султанам и были всегда самыми преданными подданными империи.

— Они служили моей семье, извлекая из этого выгоду, — раздраженно бросил Мехмед. Ему очень понравилось предложение второго визиря, особенно та его часть, которая касалась конфискации богатств Кира в пользу султана. — Они утверждают, что навсегда освобождены от уплаты налогов благодаря какой-то услуге, которую они оказали моей прапрабабке валиде Кира Хафиз, да будет благословенна ее память. Кто, однако, может подтвердить это? В течение многих лет они дурачили наших сборщиков налогов этой отговоркой.

— Их утверждение верно, мой господин, — заговорил великий визирь Чикала-заде-паша. — Великая валида Кира Хафиз проследила за тем, чтобы это было своевременно записано в бумагах. Я сам видел их.

— Может, и так, — сказал султан, — но я по-прежнему считаю, что семья Кира слишком во многом полагается на свои отношения с моей семьей. А нам нужно найти виноватого, чтобы успокоить народ.

Он повернулся ко второму визирю.

— Проследи, чтобы стали распространяться нужные слухи, Хассан-бей. Потом, когда начнутся волнения, что, вероятно, будет уже сегодня к вечеру, я пошлю тебя, Чика, с несколькими отрядами моих доблестных янычар остановить резню. Таким образом, выступления против евреев не выйдут за пределы Балаты, люди удовлетворят свою жажду крови, а богатство Кира станет моим, как наказание за их преступление. Это покажет народу, что я справедливый правитель, который наказывает даже тех, кто пользуется моей милостью. Монеты соберут и доведут до нормального веса… и если в оборот будет пущено другое количество монет, кто узнает об этом? Люди, поверив в то, что я прислушался к их жалобам, будут счастливы. Разве не так должен поступать хороший правитель? Заставить людей думать, что они счастливы. — Он со вкусом посмеялся, а потом сказал:

— А сейчас уходите все, кроме великого визиря Чикала-заде-паши.

Министры и советники султана медленно гуськом потянулись из комнаты, споря о достоинствах решения их повелителя. Третий визирь, чьи дни были явно сочтены, молчал.

Слуга торопливо наполнил кубки султана и Чикала-заде-паши и удалился.

Почти час султан обсуждал с Чикала-заде-пашой уничтожение еврейского квартала и участь семьи Кира. Султан дважды осушил кубок, который наполнял визирь. Он наполнил его и в третий раз.

Мехмед пил много, но визирь едва обмакнул губы в крепком вине. Со стуком поставив кубок на низкий столик, султан спросил:

— Ты уже взял ее?

— Несколько дней назад, когда понял, что ласковые уговоры не способ для получения удовольствия от красивого тела Накш, — ответил его друг.

— И она достойна твоих хлопот, Чика? — спросил султан. Визирь медленно улыбнулся.

— Она оказалась самой спелой и самой сладкой дыней, которую я медленно рассек своим копьем. Она истекала медом, господин. Ее крики были музыкой, а моя спина в шрамах от ее острых ногтей.

— О Аллах! Если бы она только не была моей сестрой! Я бы сам взял ее, Чика! Я завидую твоей восхитительной победе!

— Я еще не завоевал ее, мой господин, — сказал Чикала-заде-паша. — Мне все пришлось брать силой. В ней нет нежности, только пренебрежение. Мне кажется, что это возбуждает сильнее, чем все, с чем я когда-либо сталкивался. Однако есть одна вещь. Я хотел бы дать ей понять, что ее жизнь и смерть находятся в моих руках. Здесь, возможно, мой господин, я попрошу вашей помощи.

— Я помогу тебе во всем, что ты попросишь, Чика. Разве ты не мой лучший друг?

— Если вы помните, мой господин, в тот день, когда вы позволяли мне похитить Накш, я обещал вам, что вы сможете сами посмотреть, как я обучаю мою рабыню.

— Да, — тихо ответил султан, глаза его заблестели. — Помню.

— Вы не согласитесь воспользоваться радостями ее тела, потому что она ваша сестра и вы не хотите совершать кровосмешение, мой господин. Тем не менее есть способ получить удовольствие от нее, фактически не совершая кровосмешения. Разделив благосклонность Накш с вами, мой господин, я покажу ей, какую громадную и ужасную власть я имею над ней. Мою власть, не ее! Она умна и быстро поймет, что я могу сделать с ней все, что захочу, даже разделить ее с другим мужчиной.

Ее вторая девственность непорочна, мой господин. Хаммид вскоре начнет учить ее, как нужно удовлетворять мужчину таким образом. Разве вам не доставит удовольствия овладеть этой девственностью Накш, мой господин? Разве вам не понравится самому погрузиться в ее тайное отверстие, стать самым первым мужчиной, который сделает это? Разве вам не доставят удовольствие страдальческие крики, когда ее силой заставят отдать ее зад для грабежа, господин, а я буду наполнять ее своим горящим орудием? — Голос визиря был атласно мягок.

Султан закатил глаза, и визирь увидел, что ему трудно дышать. Однако спустя мгновение его черные глаза снова остановились на Чикала-заде-паше, и Мехмед сказал голосом, в котором сквозила надежда и недоверие:

— Ты подаришь мне вторую девственность своей любимой наложницы, Чика? Мы возьмем ее вместе?

— Если бы не вы, господин, я бы вовсе не получил ее, — последовал льстивый ответ.

— Должен ли я понять, что ночью мы разделим милости этой женщины?

— До той границы, которая не допустит кровосмешения, мой господин, — подобострастно ответил визирь. — Если вы не будете полностью удовлетворены, я отберу девственниц, чтобы вы смогли развлекаться этой ночью.

Радостная ухмылка расплылась на лице султана Мехмеда.

— Отлично! Отлично! — одобрил он. — Никогда у меня не было друга лучше, мой дорогой Чика! Я рад видеть, что ты обрел прежнюю силу. Это Накш сотворила такое с тобой. Я прослежу, чтобы ее хорошо наградили, но после того как отведаю ее милостей. Ты помнишь то время, когда мы состязались, кто больше испортит девственниц за один день?

Визирь кивнул.

— Я помню, что вы победили, мой господин, — сказал он, ухмыляясь.

Султан встал.

— Пойдем. Поужинай вместе со мной, и мы предадимся воспоминаниям. Расскажи мне еще о Накш. Груди у нее красивые, Чика?

— Они похожи на фрукты из мрамора, и слаще я ничего не пробовал, даже у своей обожаемой Инсили. Ее кожа такая нежная, что малейшее прикосновение оставляет на ней отметины.

У меня все дрожит, когда я вижу следы моих пальцев как свидетельство, что я хозяин ее тела.

— К концу этой ночи ты будешь страстно желать ее, но сначала ты должен выполнить свои обязанности, Чика, — сказал султан добродушно.