Кейт Куинн - Хозяйка Рима
Я набрала полные легкие воздуха, чтобы закричать, однако он сунул мне в рот тряпку.
Нет, это какое-то наваждение! Он же еще ребенок!
А в это время он уже стягивал мне веревкой лодыжки. Я попыталась брыкаться. Я пыталась сыпать беззвучными проклятиями. Он ухватил меня за ноги и поволок по коридору, словно мешок с репой. Поволок меня сквозь небольшую дверь в стене, за которой было что-то вроде чулана. Нет, не может быть, это не чулан.
И все-таки это был чулан.
И этот мерзавец как ни в чем не бывало сунул меня туда. Я согнула в коленях ноги, пытаясь его лягнуть, однако он отскочил в сторону, а потом задвинул мне вслед мои ноги.
Нет, нет и еще раз нет! Лепида Поллия, в скором времени императрица и повелительница всего Рима, брошена, словно метла, в пыльный чулан, и кем, гадким тринадцатилетним мальчишкой!
Дверь захлопнулась. Мне было слышно, как он стоит с той стороны и пытается отдышаться. Я ждала от него обидных слов. Но он, как и его отец, был не любитель бросаться словами. Он просто повернулся и зашагал прочь, бросив меня лежать в тесном и темном чулане. Затем откуда-то издалека до меня донесся его голос:
— А, это ты, Несс. У меня к тебе одна просьба…
— Тебя ждет император, — уклончиво ответил астролог. — Ступай к нему.
Викс выругался.
— Послушай, у меня к тебе просьба: найди префекта Норбана и скажи ему, что о Лепиде Поллии я уже позаботился. Хорошо?
— О чем ты? — В голосе астролога мне послышалось любопытство.
— Это тебя не касается. Просто скажи ему, что я ее убрал. И еще, только не надо заглядывать в чуланы.
До меня донеслись его удаляющиеся шаги. Я осталась одна.
Тея
Стражники втолкнули внутрь моего сына, и в первый момент выражение его лица привело меня в ужас. Я застыла на месте, не в силах отвести от него глаз. За это время он вытянулся, ростом почти догнал меня. Мышцы на правой руке сделались выпуклее — не иначе, как он упражнялся со щитом. О, Викс…
— Только попробуй прыгнуть ко мне, и она умрет, — заявил император.
Я была готова поклясться, что на губах Домициана в эти минуты играет усмешка. Глаза сверкают, на скулах горит румянец, рот слегка приоткрыт, чтобы знаменитая улыбка Флавиев могла очаровать богов. Руки его как бы невзначай лежали у основания моей шеи, а мои волосы, когда я падала, обмотались вокруг его ног.
— Поздоровайся с сыном, Афина, — велел император, рассеянно поглаживая мне горло.
— Приветствую тебя, Викс. — Сквозь завесу волос мне было видно его лицо: растерянность первых мгновений уступила место неподдельному ужасу.
— Поздоровайся с матерью, Верцингеторикс. Будь воспитанным мальчиком.
— Ты… — глухо произнес Викс, как будто рот у него был набит песком арены. — Ты сказал, что оставишь ее в покое.
— Верно. Она сама пришла ко мне. Как ты понимаешь, просить о твоей жизни. Что, наверняка, потребовало от нее немалого мужества, потому что… расскажи ему, Афина.
Я изобразила дрожь в голосе. Я разыграла самый лучший мой спектакль за всю жизнь, жаль только, что к нему не было музыки.
— Потому что я боюсь тебя.
Домициан уперся ногой мне в плечо и грубо толкнул. Я распласталась на полу.
— Пусть твой сын убедится в этом. Пусть все увидит собственными глазами.
— Ну хорошо! — Я поднялась на колени и больно прикусила язык, чтобы на глаза мне навернулись слезы. — Ну хорошо, да, я в ужасе от тебя. Ты это хотел услышать? Всякий раз, когда ты прикасаешься ко мне, всякий раз, когда ты смотришь в мою сторону. Я не могу думать, я не могу дышать… и я ненавижу тебя. Ненавижу, слышишь, ты, ненавижу! — я разрыдалась и принялась раскачиваться, стоя на коленях. Впрочем, глаза мои смотрели зорко из-под ладоней.
Домициан откинул голову и расхохотался, как будто удачной шутке. Я услышала, как Викс бросился к нему, но император, все еще усмехаясь, щелкнул пальцами, и два дюжих преторианца схватили моего сына под локти.
— Скажи, Верцингеторикс, ты хороший сын?
Викс сбросил с себя руки стражников — мускулы его напряглись, словно змея, сбрасывающая с себя кожу, — и замер. Потому что я из-за растопыренных пальцев бросила в его сторону взгляд — взгляд, твердый как железо. Викс, ты никогда не слушался меня, сказали мои глаза, умоляю тебя, послушайся хотя бы на этот раз.
— Ты боишься меня? — Домициан погладил меня по волосам, как если бы он гладил пса.
— Да, господин и бог, — ответила я и тотчас зарылась лицом в ладони.
— Убери от нее руки! — взревел мой сын.
Домициан нахмурился. Он отпустил мои волосы и, перейдя в другой конец комнаты, дважды с силой ударил Викса по лицу. Кулаки его были подобны молотам Вулкана.
— Успокойся, — рявкнул он. — Я еще займусь тобой позже. В чем дело?
Император резко обернулся, чтобы проследить за взглядом Викса, однако увидел лишь меня, дрожащую рядом с его ложем. Мне хватило лишь одного мгновения, пока Домициан повернулся ко мне спиной, а стражники пытались удержать Викса, чтобы сунуть руку под подушку и вытащить оттуда кинжал. И еще миг, чтобы зашвырнуть кинжал под ложе, а потом вновь начать раскачиваться и обливаться слезами. Скажите, кому страшна льющая слезы женщина?
Домициан перешел ко мне и встал рядом.
— Итак, на чем мы остановились с тобой, Афина?
Стражники были заняты тем, что пытались приструнить Викса, и я с трудом подавила в себе порыв потянуться за кинжалом. Еще рано. Поэтому я согнулась в три погибели и продолжала громко рыдать, а мой сын тем временем осел на пол с разбитым носом между двумя преторианцами. Домициан опустился на ложе и притянул меня к себе.
— Плачешь, — произнес он. — Раньше за тобой такого не водилось.
Мне не составило особого труда изобразить рыдания.
— Может, мне стоит взять тебя еще разок, — скажем так, в память о старых добрых временах. А твой сын пусть посмотрит. Но после этого, мой дорогая, не рассчитывай, что я стану наблюдать, как ты умрешь. Одной мертвой еврейкой больше, одной меньше — не велика разница.
— Господин, — раздался двойной стук в дверь и голос Павлина. Еще ни разу в жизни я не была так рада, как в этот момент. — Разрешите всего на минутку?
— Входи.
Стараясь не смотреть в мою сторону, Павлин отдал салют. Домициан оттолкнул меня и тоже отсалютовал — с улыбкой. Я задалась мысленным вопросом, не собирается ли он заодно убить и Павлина, как только пробьет час его собственной смерти? Лучший друг бога не имеет права пережить своего господина.
— Прибыл некий раб, господин, — произнес Павлин. — Он утверждает, будто ему известно о заговоре против тебя.
