Джулиана Берлингуэр - Серебряная рука

В Алжире потери небольшие. Разбиты пушки, установленные на крепостной стене, на башнях и специальных площадках, предназначенных для обстрела. Повсюду слышны сдерживаемые рыдания. Тела будто налиты свинцом. Люди устали, но держатся стойко.

Хирурги и аптекари творят чудеса, спасая раненых или хотя бы избавляя их от страданий. Плотники, каменщики, кузнецы, оружейники, конюхи, гонцы и курьеры, возчики — все заняты делом, потому что нужно расчищать и чинить дороги, забивать окна, заделывать пробоины в стенах и крышах, устанавливать арбалеты, ходить за лошадьми, наводить мосты, готовить сытную горячую пишу, а также объяснять, подбадривать и даже, где это возможно, развлекать. Осман как будто специально создан для этого. В катакомбах он вновь обрел прежнюю энергию и уверенность в себе. Своими чудесными сказками, неуклюжими, шутовскими выходками он забавляет детей, которые кричат ему: «Еще! Еще!»

Те, кто не умеют делать ничего другого, оплакивают убитых: они лежат в школе, и при них постоянно находятся женщины из бывшего гарема Аруджа.

Пока не наступили сумерки, маркиз де Комарес требует, чтобы его посадили в седло. Проехав равнину, он поднимается на холмы, желая осмотреть местность сверху, и чувствует себя совершенно счастливым, по крайней мере пытается убедить себя в том, что именно это чувство называется счастьем.

Он не доволен тем, как выглядит лагерь ночью, какой в нем царит беспорядок: одни солдаты спят в полном вооружении, другие — усталые и оборванные, словно разбойники с большой дороги. Они произвели бы совсем другое впечатление на врага, который наблюдает за ними сверху, если бы раскинули настоящий палаточный лагерь. Что касается самого маркиза, то, зная по опыту, что ночная сырость вызывает у него хандру, боли в костях, понос и насморк, он принял меры предосторожности: Комарес приказал установить на седле у себя за спиной огромный расписной зонтик, повествующий о его африканских подвигах и, разумеется, о самом главном эпизоде — поражении и смерти Аруджа. Таким образом, учитывая размеры этой великолепной безделушки, маркиз уверен, что она сможет защитить от пагубных последствий росы его собственные плечи и круп скакуна, которого ему наконец-то удалось раздобыть. А кроме того, он получил возможность выделиться из этой опустившейся, безымянной массы людей.

Окруженный своими вассалами и ландскнехтами, император, отказавшись воспользоваться палаткой, довольствуется отдыхом под открытым небом и предается молитве. Он очень печален. Война и насилие не для него. Только верность императорскому долгу дает ему силы преодолевать трудности лагерной жизни и угрызения совести по поводу того, с какой необъяснимой легкомысленной беспечностью променял он возможность спокойно править миром на смерть и разрушения. Но он фанатично стремится к своей главной цели. С помощью Господа нашего Иисуса переделать мир, открыть всем людям свет истинной веры — от границ Новых Индий до государств Востока, от стран с длинными морозными ночами до сказочной и знойной Африки. Жизнь для него не имеет смысла, если он стремится к совершенству, вдохновляясь высшими, божественными идеалами. В его представлениях цель жизни совпадает с такими понятиями, как вера, вечность, справедливость, обретая чисто геометрическую форму высшего порядка, единственным идеальным воплощением которого, возможно, является смерть, так как она полагает конец неопределенности и бесконечности грядущего.

«Жизнь — цепкая штука», — думает Амин, но никогда еще она не казалась ему такой быстротечной, уязвимой и преходящей, как сегодня. Наблюдая за страданиями раненых, видя, каким грубым унижениям подвергает смерть человеческую плоть и молодость, Амин считает себя обязанным помогать жизни в ее борьбе со смертью. А потом, если на землю когда-нибудь вернется мир, он постарается найти время и для своего призвания — создания ароматических эссенций.

Его руки неутомимо режут, прижигают, перевязывают, навсегда закрывают глаза, разглаживают морщины, вливают в судорожно открытые рты умирающих какие-то капли и настои, подчас не способные принести им даже облегчения. Мысли проносятся так быстро, что ему кажется, будто они разбегаются в разные стороны, как острые лучи, которые возникают одновременно, а затем стремительно расходятся, рассеиваются и исчезают, когда на смену туманным интуитивным догадкам приходит полная ясность сознания.

Он думает о Хасане: теперь, в одежде воина, принц кажется ему каким-то нереальным существом, хотя Амин впервые узнал и полюбил его именно во время одной из боевых операций. Амин знает, что опасность никогда не останавливала Хасана, напротив, он бросал ей вызов. Амин знает также, что Хасан, если придется, будет храбро сражаться до конца. Но знает Амин и то, что, если для многих убийство — это удовольствие, или развлечение, или просто работа, но в любом случае — узел, который разрубается одним ударом, не вызывая потом угрызений совести, то для Хасана убийство — постоянный источник для переживаний и внутреннего разлада с самим собой.

«Жизнь — это риск», — повторяет про себя Рум-заде, потирая свои ушибы, и у него возникает желание громко петь, чтобы почувствовать, что он живет и рискует жизнью весело.

Ахмед Фузули больше не хочет заседать в Совете среди старых раисов, которые, похваляясь своей старостью, болтают совершенные нелепости и не хотят довериться природе, как собирается поступить правитель Алжира. Они говорят, что и сами иногда могут предсказать дождь, но что дождь еще никому не приносил победу.

Анна легко ранена в ногу, но даже не говорит об этом Хасану, когда он, заехав проведать ее, нежно сжимает в ладонях ее лицо. Их поцелуй — как начало и одновременно конец света, полный безграничного счастья и такой же безграничной тревоги.

— Посмотри на небо, — говорит Хасан, гладя ее по лицу, — много ли звезд ты видишь?

— Здесь, над нами, совсем немного. Небо словно черная бездна. А гроза будет?

— Будет. И мы к ней готовы.

Он уже снова в седле. Она смотрит на него, и ей кажется, будто он страшно далеко, а ей хотелось бы, чтобы он всегда был рядом, хотелось бы сделать его невидимым, спасти от смертельной опасности, которая витает вокруг. Она протягивает к нему руки, он берет их в свои, и на какое-то мгновение их пальцы сплетаются, словно каждый из них хочет передать другому частичку своей силы и любви.

Ливень начинается внезапно. Высохшая и растрескавшаяся на голых склонах земля, словно спадающая одежда, сползает вниз, укутывая своими складками солдат, спящих у подножия горы. Темная бездна небес обрушивает на них потоки воды, как из тысячи лопнувших труб. Дождь будит людей и мгновенно оглушает снова.